Хочу видеть тебя - стр. 19
— К бабушке поедешь, — на этот раз твёрдо объявила тётушка. — Места у нас на первом этаже нет, на втором тебе сейчас будет жить проблематично. Да и бабушке сейчас присмотр нужен, она совсем плоха стала.
В груди полоснуло огнём. Неужели она сейчас серьёзно?
— По-твоему, я сейчас в состоянии за кем-то «присматривать»? — прошипела последнее слово, которое ядом кольнуло по мне.
— Ты могла остаться на стационарном лечении, Ника! Зачем нос тогда воротила?! Нам всё оплачивают, помогают в трудной ситуации, а ты… Просто неблагодарная!
— А то, что эти люди полностью виновны в моём нынешнем состоянии — это ничего, да? Им лишь бы откупиться, чтобы делу огласку не придали!
— Ты ведь знаешь, что это не так! Они, между прочим, тоже пострадавшие. У парня машину угнали, избили! Загороднев на нас мог просто рукой махнуть, а он такую помощь оказывает! Исключительно по доброте душевной, побольше бы таких политиков.
— Я им не верю, — сказала то, что думаю. — Ты правильно заметила — было бы всё так, как нам говорят, твой сердобольный политик действительно бы махнул рукой, и даже связываться бы не стал.
— Всё, угомонись! — потеряла терпение тётушка. — Не захотела остаться в клинике — будешь у бабушки. Дом у неё одноэтажный, так безопаснее. А у меня работа и хозяйство, сама должна понимать. Ваня тоже постоянно на дежурствах. Так что, из нас помощники никакие.
Я стихла, откинувшись на спинку кресла, и молчала всю оставшуюся дорогу. Кто бы мог подумать, что в один короткий миг моя жизнь превратиться в большое «ничто». В душе будет зиять кромешная пустота, бессилие будет разъедать кислотой, и всё важное, что у меня было — планы, цели и просто мечты — превратится в пустоту…
Дорога укачивала. Из-за того, что перед глазами стояло большое серое пятно, и я не могла сфокусироваться, голова начинала кружиться. Нам приходилось останавливаться, чтобы я подышала свежим воздухом и оклемалась.
Тётя Вера нервничала, хоть и старалась вести машину аккуратно. Наконец, когда мы подъехали к дому бабушки, мы обе вздохнули с облегчением. Тётя не стала задерживаться, завела меня в дом, помогла с вещами, разложила лекарства на подоконнике, объясняя, в какой последовательности брать коробки и принимать.
— Хотя, что я объясняю, — прошелестела она нервно. — Придёт медсестра, оплаченная Дмитрием Романовичем, и сама всё даст. Всё, я убежала, опаздываю. Выздоравливай, Ник, — и хлопнула дверью.
Наверное, в этот момент я чётко осознала, что, после смерти матери, я стала никому не нужна. Лишний рот, как любил изъясняться Иван Вениаминович.
Что, если операция не пройдёт успешно? Смогу ли я найти в себе силы, чтобы жить дальше?
— Вероника, внученька, — услышала я скрипучий голос бабушки, смешанный со стуком костылей о деревянный пол. — Ты голодная? Давай, я супчик нагрею.
— Нет-нет, бабуль. Я не голодная. Отдыхай, — успокоила её, хоть это было и не совсем правдой. В последнее время мне кусок в горло не лез.
— Ну, тогда я присяду, тут, рядышком, — предложила она, продолжая стучать уже совсем рядом. — Поговорим, чтобы не скучать.
Так мы с бабушкой скоротали наш первый совместный вечер и легли спать. А на утро ко мне пожаловал нежданный гость, которого я предпочла бы никогда не видеть и не знать, как бы нелепо это ни звучало в моём положении…