Хочу скандала! - стр. 16

После этого несуразного и пробирающего до нервной дрожи диалога жлобы спустили Мокрого на землю, подхватили его под руки и уволокли в неизвестном направлении, закрыв дверцы и оставив нас в одиночестве.

– Вот мы и в западне, – прошептала откуда-то сбоку Танька, и мне стало по-настоящему страшно.

История человечества знает не один пример безрассудной храбрости, толкавшей людей на совершение героических подвигов. Но она знает также и достаточное число других примеров, когда подвиги совершались из трусости или от недостатка ума, по случайному стечению обстоятельств или пьяной лавочке. Знает, но помалкивает об этом.

В ту июльскую ночь история обогатилась новым примером безрассудной глупости, сыгравшей роковую роль в судьбе двух не совсем трезвых на тот момент женщин.

Оставшись в одиночестве, мы, как и полагается женщинам в такой ситуации, сначала испугались, а потом решили принять для храбрости по пятьдесят граммов. У Таньки оставалась еще половина фляжки коньяка, который удачно вписался в композицию из всего выпитого нами до этого. Коньяк расслабил нас и придал нам сил и небывалой храбрости. Как только он достиг наших желудков, жлобы нас с Танькой совершенно перестали пугать.

– Куда это все ушли? – растерянно вещала в темноте Танька. – Разве бар уже закрывается?

Из сказанного ею я сделала гениальный вывод о том, что Танька вновь была пьяна. Себя-то я считала кристально трезвой. Но стоило мне подняться на ноги, как они тут же изменили мне. Меня повело в сторону, и я даже врезалась в стенку фургона. Так что запомните хорошенько – алкоголь вреден даже в малых дозах.

– Я же говорила, закачаешься, – полусонно хохотнула Танька, проследив мою траекторию.

Мне стоило большого труда привести свой вестибулярный аппарат в относительно нормальное состояние. Потом то же самое проделала Танька. Когда мы обе почти твердо держались на ногах, наступило время побега.

Дверцы фургона, на наше счастье или несчастье, теперь уже и не знаю, оказались не заперты. Жлобы, уходя, лишь прикрыли их. Мы, наоборот, слегка приоткрыли их и в образовавшуюся щель оглядели окрестности. Фургон был подогнан к въездным воротам в особняк. За забором все реже и ленивее лаяла собака. Больше ничто не нарушало тишину и очарование дивной июльской ночи.

Одна за другой мы выбрались из фургона. Я устояла на ногах, а Танька, естественно, плюхнулась на мягкое место, выругалась и поднялась. Тут бы нам и задать стрекоча, обратиться по пути в милицию и спасти человека. Но коньяк в наших умах говорил другое.

– Мы должны ее спасти, – внезапно заявила Танька, уставив на меня взгляд своих громадных, наполненных здравым смыслом не больше, чем у коровы, глаз.

– Кого? – не поняла я.

– Княжну, – спокойно объяснила Танька.

– А, ну да, – почему-то согласилась я, и мы попытались перелезть через забор.

Нельзя назвать тот забор неприступным. В высоту он не превышал двух метров. Самый обыкновенный забор, сколоченный из плотно подогнанных друг к другу толстых дубовых досок, выкрашенных в темный цвет. Любой мальчишка только посмеялся бы, увидев перед собой такую преграду. Но мы-то были не любыми! Тем более, не мальчишками.

Препятствие мы преодолевали примерно так. Сначала минут пять безуспешно пытались подтянуться на руках. Подпрыгнув, нам удавалось зацепиться руками за верхний край забора. Сложнее было с подтягиванием – мы висели на заборе, словно две сардельки, безуспешно дрыгая в воздухе ногами. Потом Таньке в голову пришла гениальная мысль. Она заявила, что кто-то кого-то должен подсадить, и опустилась на четвереньки.