Хочу от вас ребенка - стр. 15

Одна из бровей Ивана Романыча выразительно взлетела вверх. Не знаю, что он этим хотел мне сказать, но я расправила плечи и вздернула подбородок. Надеюсь, я выглядела достаточно убедительно.

— Это радует, — Зайцев поднял руку, сжал пальцы в кулак и в него же тихо откашлялся. — Алена Алексеевна, я хотел бы послушать ваше мнение по поводу истории Погосяна, — сходу перешел к делу.

Я прямо опешила. Ну кто так делает?

Надо же собраться, подготовиться…

Ладно.

Я положила ладони поверх папки и произнесла:

— Я думаю, что Погосяну необходима витрэктомия.

Сказав это, я быстро взглянула на Зайцева. Как школьница на учителя. Я боялась ответить неправильно, но больше я боялась того, что зав посчитает меня некомпетентной.

Для меня это было крайне важно.

— Но вы не уверены? — в его тоне просквозило разочарованием.

Мои ладони тут же вспотели. Стали влажными. Я ощущала себя как на экзамене. И нет, я не боялась его, но у мужчины, который сидел передо мной и смотрел на меня твердым взглядом, была такая подавляющая энергетика, что мое сердце начало отбивать корявую чечетку.

— Нет! Я считаю… — запальчиво затараторила я.

— Вы сказали, что думаете… Вы не сказали, что уверены в необходимости витрэктомии, — Зайцев перебил меня твердо.

Вот же зараза! Мне дико хотелось встать и ударить по его умной голове папкой с историей болезни Погосяна! Вместо этого я глубоко вздохнула и постаралась сказать ровным, сдержанным тоном высококвалифицированного специалиста:

— Я уверена… что пациенту Погосяну требуется витрэктомии с тампонадой силиконом.

Глубокая задумчивость полоснула привлекательное лицо Зайцева. Он почесал кончиком указательного пальца подбородок, который покрывала светлая густая щетина, а потом снял очки.

Возможно, он собирался меня уволить. Вот прямо здесь и сейчас собирался заставить меня подписать заявление на увольнение. Тем не менее я держала спину ровно и не собиралась забирать свои слова обратно.

— Почему силиконом? — спустя пару секунд услышала вместо «Уволена!».

Я даже растерялась, но быстро нашлась:

— У пациента несколько разрывов на сетчатке с отслойками. Газовая смесь и эндолазер не удержат. Я… я уверена, что конкретно в его случае показана витрэктомии с тампонадой силиконом.

Зайцев смотрел на меня цепко. Я хотела отвести свой взгляд, настолько его взгляд казался мне непосильным, но все же в ответ смотрела упрямо. Я не надеялась получить от него аплодисменты и тем более не рассчитывала услышать:

— Назначайте дату операции и приступайте, — сцепив вытянутые по столу руки в замок и подавшись корпусом вперед, заявил Иван Романыч.

Меня окатило ледяным душем. Под халатом на мне была шифоновая блуза, которая мгновенно прилипла к спине.

Вероятно, я должна была визжать от восторга. Ведь слова Ивана Романовича сообщали о том, что с моим врачебным заключением дотошный Зайцев был абсолютно согласен.

Но я не визжала… я хотела спрятаться в домике.

— Вас что-то смутило, Алена Алексеевна? — нахмурился Зайцев, подметив мое замешательство.

— Я… я предлагаю поручить эту операцию Виталию Игоревичу. Он более опытный врач и его квалификация…

— Стоп, стоп, стоп! — зав выставил ладонь вперед, прерывая мой поток слов. — Причем тут Сосновский? Погосян ваш пациент, Алена Алексеевна, — акцентировал жестко. — И вашей квалификации вполне достаточно, чтобы провести подобную операцию.