Хмарь. Солдат удачи - стр. 6
Сами кубрики оказалась совсем небольшого размера, где-то три на четыре метра. Мебели было немного: стол, шкаф и восемь спальных мест. При этом стол и спальные места можно было сложить и убрать в специальные ниши в стене с помощью планшета. В каждом кубрике присутствовал санузел, в который входили душ и туалет, мало чем отличающиеся от земных по виду.
Мой отец попал в женский кубрик. Он попробовал перевестись ко мне, мотивируя тем, что не хочет жить в кубрике с бабами. Ему не разрешили: «У нас нет женщин, здесь одни курсанты!». Желающих обменяться с ним было много.
– Все люди как люди, а меня в бабский коллектив, – возмущался он.
После того как всех прогнали через медицинские капсулы, где нам сделали инъекцию для увеличения физических возможностей организма, никто уже не задумывался о девушках. Химия выключила все наши сексуальные желания. Девушкам повезло меньше: мужчин вокруг много, а «толку» мало.
Сержант успокоил, что к концу учебки это пройдет и добавил:
– В начале обучения вас будут мучить изнуряющими тренировками, повысят выносливость, а потом нарастят массу. И будете как медведи: быстрые, сильные, но тупые.
Я хмыкнул и сразу подумал:
– Сам ты тупой. Наши российские медведи совсем не тупые, а умные, ловкие, малопредсказуемые и отходчивые звери, о которых говорят, что они «себе на уме». Не случайно символом России является медведь.
С первых дней от новобранцев требовали полное и беспрекословное подчинение нижестоящих вышестоящим. После введения инъекции это было возведено в абсолют. Препарат оказывал сильное психологическое воздействие на курсантов, подчиняя их чужой воле, превращая в покорных кукол, не знающих сомнений и готовых выполнить любой приказ.
Даже то, что контрактный год ЧВКН в полтора раза больше календарного года Земли никого из новичков не возмутило.
Ещё два с половиной года в отряде наемников – легко! Зато какую огромную пользу мы принесем братству.
Мы были готовы идти на любые жертвы, чтобы сделать жизнь начальства лучше. Курсанты со щенячьей радостью подчинялись сержантам. Мне кажется, если бы приказали прыгнуть в пропасть, мы бы ещё и дрались за право прыгнуть первым. Наши старания понравиться сержантам и офицерам вызывали конфликты во взводе, из-за этого часто происходили ссоры, иногда переходящие в драки. Несколько раз я сам испытывал спонтанную агрессию к курсантам взвода. Мое здравомыслие медленно умирало. Я ощущал себя Гераклом способным на подвиги для ЧВКН. Единственное, что иногда вызывало тревогу, это невозможность даже сосредоточиться на одной мысли: они разбегались в моей голове как тараканы от большого тапка.
Отец подошёл ко мне через семь дней после введения инъекции и задал вопрос:
– Ты справился с психокоррекцией? Кого ты больше любишь: сержанта или маму?
– Сержант – лидер, кто мы без него? Да я жизнь готов отдать! – пронеслась мысль. Гнев охватил меня, и я нанес удар рукой в голову отца.
Отец был готов к этому и, сделав уклон в сторону, перехватил мой кулак, провел прием захвата и, прижав к полу, заорал в ухо:
– Рядовой! Семьсот семьдесят два умножить на триста двенадцать!
– Отвечать! Я не понял, почему молчим! Упал, отжался.
Он заставлял меня отжиматься и решать в уме математические задачи.
А я как послушный зайчонок не мог отказаться от выполнения приказа.