Хитмейкер. Последний музыкальный магнат - стр. 33
– Ты… ты сделаешь это ради меня?! – воскликнула она. Было похоже, будто солнечный луч вдруг пробился сквозь тучи.
Сейчас я понимаю, насколько важным для нее был этот момент. Он оказал огромное влияние на нас обоих. В некотором смысле я тогда стал по-настоящему самостоятельной личностью, а самый верный способ для такой личности почувствовать свою силу состоит в том, чтобы сделать что-то для другого человека.
Инерция этого мига приведет меня к женитьбе, о которой объявят в «Нью-Йорк таймс», и к отвратительному разводу, который будут с удовольствием пережевывать во всех газетах. В дальнейшем это приведет меня к сказочному браку с Мэрайей Кэри – браку, который закончится отнюдь не сказочно. С момента, когда я произнес те слова, мне понадобится три десятка лет, чтобы прийти в себя. Когда я сейчас думаю о том дне, то понимаю, что он был первым шагом на моем долгом пути к Талии.
Казалось, судьба мне благоволила. Через несколько недель я получил редкую и благоприятную возможность поправить свои дела. Один из наших импортеров собирался ввезти в страну партию вина, но у него возникли проблемы санитарного характера. Не помню точно, в чем там было дело, возможно, несколько ящиков были поражены «пробковой болезнью». Штука была в том, что почти вся партия была неповрежденной, но из-за нескольких ящиков наш клиент насторожился и решил не рисковать. Ведь если плохое вино попадет в розничную сеть, то это может повредить репутации компании. Так что мне сделали предложение:
– Слушай, давай я тебе продам всю партию по доллару за ящик? Что хочешь с ним потом, то и делай – хоть вылей, хоть себе оставь.
Я откупорил бутылку и налил себе стаканчик. Мне понравилось. Я тогда, конечно, ни черта не понимал в вине. В девятнадцать лет я даже обычное Gallo считал хорошим вином. Но я сразу сообразил, что вино не испорчено.
Какого черта? Я нанял грузовик, собрал четверку друзей, и мы забрали со склада несколько сотен ящиков. Я начал предлагать это вино своим друзьям и родственникам, давал им попробовать – и оно всем пришлось по вкусу! Конечно, я убеждал всех его покупать.
Также я ходил по винным магазинам, обращался к владельцам и директорам:
– Смотрите, у меня есть партия отличного вина – и совсем недорого! Попробуйте и скажите, как оно вам, – а если вам понравится, то я охотно уступлю вам его… скажем, по двадцатке за ящик?
Добрая половина этих ребят смотрела на меня как на полного психа. Но тут-то мне и пригодились мои уроки актерского мастерства – благодаря им я излучал уверенность в себе и знал, как представить себя незнакомым людям в выгодном свете. Все те ужасные вечера выступлений в ночных клубах тоже мне помогли – когда ты выходишь на сцену, то уж приходится постараться, чтобы понравиться людям. И я знал, как добиться успеха в этом деле. Главное тут – напор. В итоге все эти уроки и клубы превратили меня в отличного торговца.
Большинство потенциальных клиентов сообразили, что товар отличный. В те времена люди подходили к таким вещам просто – если наклевывалась сделка и можно было подзаработать без особого риска и проблем, то никто не заставлял себя упрашивать дважды. Кроме того, если бы я предлагал скверный товар, то никто бы ничего у меня не купил, правда?
Я продал всю партию и заработал примерно 30 тысяч – в те времена на такую сумму можно было купить дом. Но я берег каждый цент этих денег, да и вообще всех, что у меня были, иначе бы я не смог позволить себе достаточно дорогого обручального кольца с бриллиантом для Лизы. Я отлично знал, насколько озабоченными были ее родители в таких вопросах. У них дома только и слышалось: Gucci, Bulgari, Saks… Мое предложение перейти в иудаизм разрушило «горизонтальный» барьер Сэма Кларка. Я посчитал, что достаточно крупный бриллиант поможет мне с социальной пропастью между нами.