Хейтеры - стр. 22
– Фронд. То есть друг, – пояснил Тим.
– Ага. Но… но Тим. Кто вообще так говорит?
– Народ, известный под названием германцы, майн фронд.
– Хм. Ладно, допустим. Только не германцы, а немцы. Это во‑первых. Во-вторых, если я правильно помню из уроков немецкого, все-таки фройнд, а не фронд.
– Ф-Р-О-Й-Н-Д? Так пишется. А произносится фронд.
– Нет. Произносится тоже фройнд.
– Все зависит от диалекталь… ности.
– От диалекта. Но нет. Ни в одном диалекте нет слова фронд.
– Позволь не согласиться.
– Тим. Друг по-немецки будет фройнд. Всегда и везде. А еще насчет женщин ты неправ. Женщины терпеть не могут, когда ими понукают. В этом основная причина существования такой штуки, как феминизм. И вообще, чувак, не советую тебе так разговаривать.
Тим по-прежнему улыбался, но после этих слов у него глаз задергался. Хотя может, он просто моргнул.
– Как так? – спросил он.
– Ну так, неестественно, как будто каждым словом хочешь напомнить окружающим, что играешь джаз, и доказать, что ты не просто обычный белый паренек из семьи ортодонтов, живущий в пригороде.
Вот теперь он перестал улыбаться, его лицо вытянулось и помрачнело. Но меня уже было не остановить.
– Не пытайся разговаривать, как черный. Ведь, если по чесноку, именно это ты и делаешь. Косишь под негра. Лучше прекрати. К тому же, ты делаешь все неправильно. Что за «майн фронд», чувак?
Я смотрел на него. А он на меня.
Потом произнес:
– Ну, знаешь ли, так разговариваем я и мои братья из Южной Филадельфии. И у них никогда не было ко мне претензий. Но если у тебя какие-то претензии ко мне, чувак… – он медленно закивал, – тогда я должен тебя поблагодарить. За то, что высказал, что у тебя на уме.
– О, – опешил я и тут же почувствовал себя усталым и измученным.
– Когда человек с другим цветом кожи высказывает мне, что у него на уме, это помогает мне расти.
– А… ладно.
– Помогает понять, как я должен себя вести среди вас.
– Ага, – кивнул я. Необходимо было закончить этот разговор как можно скорее, чего бы это ни стоило.
– Ну сам посуди, брат. Если задуматься, язык – такой мощный инструмент.
– Это так. Он действительно мощный. Послушай… мне пора. Но… в общем, круто поговорили.
– Да брось, чувак. Постой со мной еще минут пять. Мне так нравится с тобой перетирать. Язык. Подумать только.
– Да, но… мне срочно нужно позвонить. Хорошо поговорили, короче.
– Ладно, но потом обязательно найди меня, окей?
– Не вопрос. Найду.
– Ведь это, чувак, и есть настоящее.
Разговор с Тимом изначально ничего хорошего не предвещал. Но лучше бы он на меня разозлился и сказал – да пошел ты! Не указывай мне, как разговаривать. Ведь именно так все и должно было быть. Я вел себя с ним, как полный козел. Но он – белый, а я, само собой, нет, и в итоге все обернулось, как обычно в разговорах между мной и белыми людьми. В таких ситуациях просто не знаю, что делать.
Я был в таком раздрае, что вернулся в общую комнату и просто стоял там, пока другой чувак втирал мне что-то десять минут. Чуваком оказался Стив, хвостатый басист из другой ритм-секции, и на этот раз беседа прошла чуть более нормально. Стив подробно рассказал мне о своих плюсах и минусах в пинг-понге.
– Все мои слабости только в голове, – заявил он. – То есть, если я буду играть сам с собой, мне вообще не выиграть.
Где-то в полночь нам с Кори пришло сообщение.