Харьковские каникулы. Часть первая - стр. 10
Стыдно.
Мне жена рассказывала, что она тоже с рогаткой в детстве бегала, и тоже, вместе со всеми, на голубей охотилась (известная была в округе хулиганка, хоть и папа – милиционер). Так вот, говорит, после первого (и последнего) подбитого насмерть голубя рыдала от жалости.
Ну, мы, пацаны, от жалости, конечно, не рыдали. И на совести у меня их всё ж побольше, чем один, но выводы для себя я со временем всё же правильные сделал. Не ты этому голубю жизнь давал, не тебе её и отнимать. Но и насчёт остального тоже в конце концов всё осознал.
На память осталась та самая, вырезанная из молодого дубка, а потому почти вечная рогатка, да, сейчас просто голая рогулька, без резины и кожи, но это ТА САМАЯ рогатка, из детства:
П.С. не поленился, взял обрезок жгута, нашёл кусок кожи и заново оснастил рогатку. Помнят руки-то!
Глава 6. Папа Руслика.
Уж коль написал про дядю Гену, Серёжкиного папу, напишу кратко ещё про одного умного и хорошего Харьковского мужика. В соседнем подъезде, в том, где жил Серёжа Шакшуев, жил Руслик. Или, по-человечески, Руслан. Был он на год-полтора младше нас, и мы его не любили. Какой-то не тот у него был характер, не пацанский, может, в мать пошёл, не знаю. Приставучий был, надоедливый. В общем, не любили мы его, и играть с ним не желали. А он к нам всё лез и лез. И до того он нам надоел, хуже горькой редьки, что для того, чтобы его отвадить, стали мы его гнобить: обзывать по всякому, задирать. Он же, будучи этаким упитанным белобрысым крепышом, частенько лез в драку, откуда и получил погоняло «дерулькин». Ну, дерулькин и дерулькин, нам понравилось, вошли во вкус, уже стали обзывать и тогда, когда он к нам и не лез (видать, кто-то из взрослых ему совет дал). Короче, процесс стал самоподдерживающимся. Совсем пацана затюкали – ему уже и во двор выйти стало проблемой.
Его папе мы тоже гадили помаленьку. Был у него мотоцикл с коляской, который обычно стоял недалеко от подъезда. И вот мы с Серёгой что учудили: набрали комьев земли, ну и забили наглухо мацациклу его выхлопную трубу. А папка Руслика, как раз собрался куда-то по делам. Вышел из подъезда, весь такой в мотоциклином шлеме, в крагах, оседлал своего коня, а завести то и не может. Тыр-тыр-тыр… трын-дын-дын…
Долго он мучился, мы же, хулиганьё малолетнее, за гаражами сховались и угораем со смеху – во какие мы ловкие да смелые. Юные партизаны. Да-а-а, умели мы, гадские дети, нашкодить.
И тут произошло чудо. У папы Руслика (не знаю, как звали этого достойного человека) мотоцикл обычно стоял недалеко от подъезда. А жил Руслик на первом этаже – его окна были аккурат у подъезда, справа первое окно. И вот вечером его папа подкатывает свой мацацикл чуть ли не под свои окна, ну, так, метрах в 3…4-х поставил. И водружает на его коляску какую-то механическую конструкцию (мы сначала не поняли, что это такое). Потом вешает на стенку дома, прямо под своим кухонным окном, лист ватмана. Мы опять в непонятках – что за фокусы?
А надо сказать, что вечером мы постоянно толклись где-то недалеко от подъездов нашего дома, и сии приготовления не остались нами не замеченные. Заинтересованные, мы стояли метрах в 10-15, не подходя ближе. Где-то рядом с папиным мотоциклом тёрся и сам Руслик. А на улице уже сумерки, часов девять точно, уже скоро и спать домой начнут загонять. И тут… о чудо!