Хамам «Балкания» - стр. 36

осажденного Белграда, который всегда будет сербским». Это смелое высказывание Баица тоже воспринял как героизм лодочника: султан и великий визирь, возможно, и посмеялись бы над его дерзостью, но не стали бы оспаривать его право думать именно так. Превыше всего они ценили его ежедневный героизм, который для них был важнее его дерзости. Все-таки Овчаревичу подчинялись тысячи сербов, состоявших на службе у Османской империи – пусть и временно, из хитрости или из каких-то иных соображений. Это был человек, который держал данное слово. Поэтому ему и позволяли многое.

Баица познакомился и с сыновьями знаменитого Яхъяпаши из семейства Яхъяпашича: Бали-бегом, Ахмед-бегом и Гази Мехмед-пашой. Все трое были известны как суровые воины, впрочем, как и их предки. Как и Овчаревич, они не делали проблем из своего происхождения, но, перейдя в новую веру, полностью отказались от прежней. Поэтому Баице не о чем было с ними долго беседовать. Это были неистовые завоеватели, слепо подчиняющиеся приказам своих хозяев, безумной храбростью и жестокостью пугавшие противника и завоевывавшие новые территории. Они побеждали, наслаждаясь боями. И были очень опасны.

Несмотря на то что все эти люди происхождением отличались друг от друга, подходом к собственной или чужой жизни, взглядами на правду, совесть или на что-либо иное, они делали одно общее дело – служили росту Османской империи! Это обстоятельство стирало все различия. Все было подчинено Единственному!

Это Единственное (империя) демонстрировало исключительную мощь, которая уже сама по себе парализовала противников. Еще не побежденный неприятель серьезно побаивался, а уже покоренный мир считал свое угнетенное положение вечным и неизменным. Казалось, что так было всегда и пребудет во веки вечные. Невозможно было представить себе силу, которая могла бы противостоять такой силище. Все видели только две возможности: смириться и раствориться в таком совершенном мире или воспротивиться ему мыслями, волей и внутренней силой. Но второй путь не мог принести освобождения; напротив, он притуплял смысл существования, потому что не в силах был предложить даже малейшую возможность перемен, а только усугублял подавленность и безволие. Тяжко было найти выход из такого положения целым народам, не говоря уж о потерпевшем поражение воине.

Тем не менее Баица, прислушиваясь к самым разным участникам похода, нащупал и первую хорошо замаскированную трещину в крепостных стенах непобедимой империи! Официальной причиной такого мощного похода было для султана возобновление извечной вражды с Венгрией. Однако иной, тайной причиной послужило поднятое годом ранее восстание янычар в Истанбуле. Султан и великий визирь опасались только своих самых преданных и элитных воинов! Понятно, что от удовлетворенности янычар своим положением зависела судьба империи. Их отвага и жертвенность были ядром османского общества. Так что в борьбе за империю или в восстании против нее их единство было исключительно опасным. Если они поднимались против своего властелина, их следовало как можно скорее усмирить. А после этого заводил легко уничтожали по одиночке. Но во время восстания никто не отваживался противостоять им. В то же время в борьбе за султана они были непобедимы, так что за выдающуюся храбрость, помимо обычной благодарности властителя, им часто позволяли грабить завоеванные территории. Обещания нового похода, данного султаном, хватило, чтобы недовольные янычары утихомирились и их бешенство, ярость и воинственность обернулись в другую сторону.