Халид. Во власти врага - стр. 13

– И много у тебя подобных запретов?

– Дохрена, но ты запомнишь. Кому бабки…

– Я помню, кто платит, тот и свои законы устанавливает.

– Молодец, что поняла. Не люблю тупых. А особенно тех, кто под тупых косит, – словно насквозь меня видит. Каждый шаг предугадывает. – А теперь обсудим на каких условиях я трахну тебя этой ночью.

Мне нравится, как ведёт себя эта девчонка. Наглая, упрямая. Я любил сталкиваться с такими в бизнесе. А ломать любил ещё больше. Но Ада не конкурент, а будущая любовница.

Если перестанет дуру играть.

– А теперь обсудим на каких условиях я трахну тебя этой ночью.

– Этой?

Хлопает ресницами длинными, натуральными. Ничего сделанного нет, может грудь только. Не разобрал ещё, повторить нужно. Тут же ладонью накрываю, проверяя. У меня полно другой херни, о которой думать нужно, а не о сиськах левой девки.

– Ты чего творишь?

Ада взвинчивается и делает то, что ни одной живой душе не позволяю. Руку на меня поднимает. Бьёт по ладони, как зарвавшегося пацана. И тут же ответ получает, когда запястье сжимаю. Силу рассчитываю, но достаточно, чтобы она от боли дёрнулась.

– Другому я бы руку сломал, Ада. Мозги включай, если хочешь со взрослыми играть.

– Я же просто…

– Не просто. Запоминай, как прописную истину. Никаких истерик, скандалов, вопросов. Я баб не бью, но найду способ преподать урок. Поняла?

В доказательство своих слов оставляю сильный шлепок на заднице. Упругой, крепкой. В такую охрененно вколачиваться будет после ночных разборок.

– Больно.

– Зато доходчиво. На насилие я отвечаю насилием с двойной силой. Уяснила?

– Не говори: «как он поступил со мною, так и я поступлю с ним, воздам человеку по делам его».

– Чего, блять?

– Притчи Соломона. Двадцать четвертая глава, двадцать девятый стих. В общем, не мсти.

– Я живу по другим притчам. И лучше тебе их запоминать.

Ада напоминает прибившегося щенка. Явно суку, куда уж там кобелю. Смотрит злобно, из-подо лба, едва губы поджимая. Которыми по члену неплохо так проходила. Вроде дрожит от желания, а продолжает рыпаться и лишнее вякать. Хорошенькая, кусачая. Одно удовольствие будет пару ночей провести.

Девка впивается зубами в губу, но не перечит, когда к груди вновь тянусь. Сжимаю, пока крик не вырвется. Тонкий, тихий, не громче дыхания. Не орет, как резанная, глаза не закатывает. Чуть научится и не жалко будет бабки платить, чтобы по щелчку на колени опускалась.

Проверяю, как урок усвоила. Ладонью по нежной коже веду, смуглой немного. Со своими кудряшками и медными глазами на восточную девушку смахивает. Только ни одна из них подобным блядством заниматься не будет, в строгости выращенная.

– Если вы подвергните их наказанию, то наказывайте их так, как они наказывали вас, – произношу строки, которые в памяти выжжены.

– Но если вы проявите терпение, то так будет лучше для терпеливых, – Ада мигом подхватывает, не задумываясь. – И посланник Аллаха никогда не мстил никому.

– За исключением тех случаев, когда это касалось прав Аллаха и посягательством на то, что является харамом [1].

Никогда не думал, что с продажной девкой буду Коран обсуждать.

Ада не похожа на других, взглядом или поведением, но нутро такое же. Продажное, гнилое. Как у всех вокруг. Только уважения заслуживает, что честно говорит. Без вопросов цену озвучивает, готовая трахаться за деньги.