Халцедоновый Двор. Чтоб никогда не наступала полночь - стр. 27

– Встань же, мастер Девен, – наконец провозгласил барон, – и добро пожаловать в ряды Благородных пенсионеров Ее величества!

Стоило Девену встать, лорд-камергер накинул на его плечи золотую цепь – церемониальное украшение членов отряда, а Эдвард Фицджеральд, лейтенант Благородных пенсионеров, вручил ему топорик на позолоченном длинном древке, который следовало носить во время службы, стоя в карауле у дверей из приемного зала во внутренние покои либо сопровождая Ее величество в церковь и из церкви по утрам. Оружие оказалось неожиданно тяжелым – пусть церемониальным, изысканно украшенным, но вовсе не декоративным. Благородные пенсионеры были отборными телохранителями монаршей особы с тех самых пор, как отец Елизаветы, Генрих, восьмой носитель сего имени, решил, что его достоинство заслуживает лучшего эскорта, чем прежде.

Разумеется, прежде чем Девену придется пустить это оружие в ход, всякому злоумышленнику предстоит одолеть Йоменских стражей в Караульной палате, не говоря уж о прочих солдатах и гвардейцах, несущих службу в любом дворце, где пребывает венценосная особа. Однако знание, что в случае надобности ему есть чем защитить персону Ее величества, весьма обнадеживало.

Это значило, что и сам он – не просто украшение.

Товарищи подняли в честь нового сослуживца тост, а далее всех ожидал праздничный пир. В теории весь отряд должен был собраться при дворе к Михайлову дню и на три следующих праздника, на практике же ко двору явилось несколько меньше полной полусотни. Кое-кто выполнял поручения в иных местах – в отдаленных уголках Англии, а то и за морем, другие же, как подозревал Девен, попросту были свободны от службы и не удосужились прибыть. За неприбытие ко двору в назначенный срок могли и урезать жалованье (это было оговорено в уставе, который все клялись блюсти), но людям состоятельным незачем беспокоиться из-за пени в размере жалованья за несколько дней.

Несмотря на разгульное веселье, мысли Девена вновь и вновь возвращались к вопросу о покровителе, взгляд же его то и дело отыскивал Хансдона среди хохочущей, шумной толпы заполнивших обеденный зал гуляк. Офицеры отряда – Хансдон, Фицджеральд и еще трое (а именно – знаменосец, секретарь-адъютант и курьер) – сидели за особым, почетным столом.

Можно бы спросить Хансдона… вот только это – все равно, что прямо сообщить барону о намерениях искать другого господина.

Хотя что в этом удивительного? Уж Хансдон-то знает, кто обеспечил Девену место среди Благородных пенсионеров!

Девен непроизвольно потянулся к вину, но тут же поморщился и усмехнулся в собственный адрес. Он еще не знал, как собирается подыскать покровителя, но одно знал точно: строить какие-либо планы на сей счет под хмельком – в высшей степени неразумно. А пытаться задавать своему капитану деликатные вопросы – неразумно вдвойне. Стало быть, разумному человеку оставалось только одно: пить, радоваться приятному вечеру, а все заботы о делах отложить до завтра.

Ричмондский дворец, Ричмонд,

30 сентября 1588 г.

На военной службе Девен уже побывал и должен был знать, что принесет ему приход утра. Уильям Рассел, то ли обладавший бычьим здоровьем, то ли выпивший накануне далеко не так много, как могло показаться со стороны, явился за ним в час, пожалуй, приемлемый, если бы Девен отправился спать до рассвета, и силой вытряхнул его из кровати.