Гюро переезжает - стр. 26

– Может быть, он захочет играть на чём-то ещё, – сказала Аврора. – А может быть, он вообще ни на чём не хочет играть – не всем же это интересно. Может быть, ему интереснее мастерить или ещё чем-то другим заниматься.

– Ага, – согласилась Гюро. – Кажется, он любит ходить в туристские походы, а ещё он рисует и столярничает, ещё он читает газеты и даже книги, а ещё он пишет письма своей маме, она у него плавает на корабле. Корабль однажды попал в шторм, а она даже не заболела морской болезнью, но была очень рада, когда шторм кончился. Лилле-Бьёрн много раз читал мне вслух её письмо, я запомнила всё почти наизусть.

– Вы останетесь тут, Гюро, или пойдёте к тебе?

– Сначала мы к Тюлиньке по важному делу, а потом, может быть, пойдём ко мне.

– Тогда выйдем вместе и я запру дверь. Ты не забудешь свои бутерброды, Сократ?

– Не забуду. А ты?

– Я тоже.

– Ты возьмёшь с собой скрипку, Сократ? – спросила Гюро. – У меня ты можешь упражняться сколько захочешь, а потом мы поиграли бы вместе. Или, может быть, ты теперь играешь только с Авророй?

Гюро задала этот вопрос немножко недовольным голосом, и Сократ поспешил её успокоить:

– Нет, что ты! Я возьму с собой скрипку.

Сократ заторопился: столько дел сразу – и скрипку надо уложить в футляр, и самому надеть куртку.

Аврора вышла в другую комнату за школьными принадлежностями. Наконец все трое собрались. Аврора заперла дверь на ключ и сказала:

– Бывай, Сократ! Папа сказал, что придёт рано и приготовит обед, а мама сегодня задержится на работе, так что обедать будем втроём.

Она бегом припустила по коридору, и, хотя времени у неё было с запасом, школьный рюкзак так и запрыгал у неё за спиной, а мешок с физкультурной формой закачался как маятник. Она вскочила в лифт и уехала вниз, а Гюро и Сократ зашагали по лестнице на тринадцатый этаж.

– Мама сказала, чтобы я не огорошивала Тюлиньку и не выпаливала всё прямо с порога, – сказала Гюро. – Так что надо начать с чего-нибудь другого.

– Хорошо.

Он не знал, чем таким они могут огорошить Тюлиньку, и, подумав, спросил:

– А какое это важное дело?

– Это секрет. В нём есть немного печального и немного радостного, а Тюлинька ещё ничего не знает.

– И я тоже не знаю.

Они уже остановились перед дверью квартиры, где жили Тюлинька и Андерсен.

И Гюро прошептала Сократу в самое ухо:

– Это про то, что Индивид уезжает от нас. Это печальная часть, а радостная – это то, что сперва он ещё может пожить несколько дней у Тюлиньки, но она ещё об этом не знает, так что ты, Сократ, смотри, ничего ей не говори!

– Я не скажу, – сказал Сократ, и Гюро нажала звонок.

Тюлинька и Андерсен любили начинать утро потихоньку-полегоньку. Но Гюро решила, что уже достаточно подождала, а дело, о котором она хотела рассказать Тюлиньке, было очень важным. Сократ шёпотом сказал:

– Я ничего не буду говорить, честное слово.

– Когда мы начнём об этом, можешь спокойно говорить. Только так, чтобы не сразу.

Тюлинька конечно же удивилась, когда увидела в дверях Гюро и Сократа.

– Это вы? – спросила она. – Или вы соскучились и не могли дождаться? Надеюсь, Гюро, дома ничего не случилось?

– Да нет. У меня дома ничего не случилось, и у Сократа дома ничего не случилось. А где дедушка Андерсен?

– Он в ванной, бреется.

– А как он бреется – с кисточкой или электрической бритвой?