Гвардеец - стр. 22
Фамилия последнего показалась знакомой, но я решил все же уточнить:
– Кто такой Лесток?
– О, очень колоритная фигура из окружения Елизаветы Петровны. Думаю, он один из ваших главных потенциальных противников. Кстати, капитан-поручик Огольцов тоже входит в их число. Вдобавок у него появились и личные счеты. Он дружил со Звонарским.
– Что я могу от него ожидать? Если выйду отсюда, конечно…
Кирилл Романович задумался:
– Все, что угодно. Дуэли здесь еще не получили такого распространения, как в Европе. Дворяне сводят счеты другим способом. Самый распространенный – подкараулить, навалиться большим числом и избить до полусмерти. Те, что побогаче, нанимают убийц. Есть такие, что не брезгуют клеветой и наветами, но это на крайний случай. В Тайной канцелярии умеют отличать ложь от правды. Поверьте, тому, кто заявит, придется не сладко. Но, – многозначительно произнес он, – расслабляться в любом случае не стоит.
– Вы можете вытащить меня из тюрьмы? – с надеждой спросил я.
– Увы, – вздохнул гость. – Рад бы, но это не в моей власти. Более того, скоро нам придется проститься, ибо я не могу долго находиться в этом хронопотоке. Мое состояние слишком нестабильное.
– Но что мне может помочь?
– Попробуйте сыграть на том, свидетелем и непосредственным участником чего вы стали, – посоветовал Кирилл Романович.
– Имеете в виду нападение на Месснера?
– Да. Поручик был доверенным лицом Миниха. Он состоял в так называемом «безвестном карауле», занимавшемся слежкой за Елизаветой Петровной. Месснеру удалось узнать важную информацию, он собрался доставить ее патрону, но люди Лестока устроили засаду. Остальное произошло на ваших глазах.
– Каким образом это можно использовать? – заинтересовался я.
– Не знаю, – вздохнул гость. – Но это все, чем могу помочь. Придумайте что-нибудь, Игорь Николаевич. Вы умный человек… – Он помялся и наконец выдавил: – Очень жаль: мое время истекло. Я больше не могу здесь находиться. Хорошо было с вами, но, увы…
– Мы увидимся? – спросил я.
– Все может быть, Игорь Николаевич. Желаю успеха! Прощайте!
– До свидания, Кирилл Романович, – поправил я.
Он внимательно всмотрелся в меня и неожиданно крепко стиснул мою руку:
– Вы правы, до свидания.
Гость дунул на свечку, и, как только наступила темнота, стало ясно – в камере его больше нет. Исчез – испарился, и все.
Кстати, забыл спросить: а елизаветинский переворот – не их ли рук дело? Ну да уже поздно, Кирилл Романович умчался в другое измерение, оставив меня одного. Я кое-как устроился и заснул. Сон был зыбким, грезилась разная ерунда: школьные годы; коммуналка, в которой мы раньше жили; женщина, очень добрая, излучающая добро и уют, она произносила ласковые успокаивающие слова, а сердце мое переполнялось нежностью.
«Мама», – всплыла подсказка в памяти.
Но она не была моей матерью. Я впервые видел эту женщину, однако откуда во мне столько чувств? Может, она – мама Дитриха? Кирилл Романович говорил, что душа погибшего немца отставила отпечаток в теле. Тогда чем все закончится? Не начнется ли шизофрения? Каким образом я смогу отличить свои мысли от тех, что могут принадлежать Дитриху? Нет, хватит. Так и на самом деле чокнуться можно.
С такими мыслями я проснулся, трясясь от холода. Да и есть хотелось со страшной силой, во рту давно уже ни крошки не было. Но никто не спешил включать обогреватель и не нес чашечку утреннего кофе. До меня никому не было дела.