Гуси лапчатые. Юмористические картинки - стр. 17
– Да нешто есть такой?
– Есть. Вон там в отдельной будочке показывается. Вот уже это, Никифор Карпыч, по твоей части. У тебя два живорыбных садка. Тут ты его сейчас уличишь, коли ежели что не так.
– А какую он рыбу разыгрывает?
– Да, говорят, может и стерлядь, и ерша, и налима. Только насчет сига и лососины без понятиев… Учился, но ничего не выходит. А стерлядь в лучшем виде… Уткнется рылом в землю и лежит.
– Чем кормят-то его?
– Червем. А ежели налима разыгрывает, то мелкую рыбешку глотать ему дают.
– Господи, до чего люди ухищряются! – вздыхает купец. – Человек-муха есть, человек-рыба есть… Скоро, пожалуй, в здешних местах и человека-свинью показывать будут.
– Да уж показывают. Извольте только в буфет заглянуть, – замечает кто-то. – Там пара таких боровов сидит, что настоящим свиньям не уступят. Нажрались этого самого винища до того, что раздеваться начали. Гонят вон – нейдут; пробовали выводить – хрюкают что-то и дерутся. Сейчас за околоточным послали.
– А что, Аверьян Савельич, ведь надо и человека-свинью посмотреть. Пойдем… – говорит первый купец. – Там и сами этого свиного пойла ковырнем.
– Приятные речи приятно и слышать. Жги!
Купцы направляются к буфету.
Перед тирольками
– Тра-ля-ля-ля-ля… – отрывисто аккомпанируют голосами солисту-тенору тирольки на эстраде сада «Ливадии».
– Тру-ли-ли-ли-и-и-и! – выводит тоненькой фистулой тенор.
Жирный бас, выпялив вперед брюхо в красном поясе национального костюма, отбивает такт на нижней октаве. Публика сидит на скамейках перед эстрадой и слушает. Не уместившиеся за недостатком места слушают стоя. Тут сгруппировалась компания длиннополых сюртуков, сапог бутылками, купеческих «пальтов-размахаев», картузов с глянцевыми козырями. Хотя погода и ясная, но большинство из этой группы в калошах с медными машинками и с дождевыми зонтиками.
– Завели теперича эту самую тирольскую модель, а только Молчанов со своими ребятами, ей-ей, лучше! – слышится мнение одного из картузов. – Там и песня русская, и на загладку танец с дробью. А здесь что? Какой скус? Тявкают голосами – вот и весь блезир.
– Для пьянственного удовольствия действительно несподручно, но ежели в трезвом виде, то и тиролька любопытна, – откликается сюртук.
– Для пьянственного образа лучше цыган и пения нет, – вставляет свое слово ярко начищенный сапог бутылкой. – Слушаешь, а у самого так и зудят руки, чтобы кому-нибудь в нюхало съездить или во что бутылкой шваркнуть. Я раз при цыганах такой душевный вопль в себе почувствовал, что на четырнадцать с полтиной посуды разбил.
– И французинка при хмельном составе сердца интересна, – делает замечание пальто-размахай. – Особливо ежели это она в поросеночного цвета триках обута и юбочкой на публику потряхивает при пении.
– Французинка хороша, но она только на грех супротив женского пола подмывает, а чтобы воинственный восторг от нее в себе чувствовать, за ней этого нет, не водится.
– Вот немка, так та совсем рыба и даже сон на человека нагоняет.
– Ведь эти самые тирольки за один счет что и немки.
– Ну нет. Немка – особь статья, а тиролька – особь статья. У них и словесность разная. Я спрашивал как-то нашего булочника Карла Иваныча, так он говорит: «Тиролька у нас в неметчине – все равно что ваша олончина». Немка завсегда с арфой. Ты заметь: как в синих чулках, скула подбита и с арфой – ну, значит, немка. По ярмаркам на арфяночном продовольствии и ежели в трактире – все немки. Она же со скрипкой. На цимбалах – непременно жид. А тиролька – она только голосом выводит и разве вот перстами по гуслям перебирает. Зато уж супротив голосового вывода, чтоб трель – чище их нет.