Гуманистическая психология и психотерапия - стр. 9

, то есть от установок и аналогий, отложившихся в нашем подсознании из предыдущего опыта, а также существующих априорно (до опыта), заложенными в нас от рождения природой (или Богом?).

Кстати, >бихевиористы неоднократно обвиняли гештальтистов в том, что они под видом априорных (существующих до опыта) гештальтов пытаются «протащить в науку Господа Бога»).

Итак, гештальтпсихология показывает, что наше восприятие во многом зависит от нашего предыдущего опыта. Мы с вами уже через какой-то предыдущий опыт знаем, что человек такого типа – злой, а такого – добрый, у нас включается условное восприятие. Хотя и >у младенцев тоже прослеживается определенная реакция на злое и доброе лицо. Это заставляет задуматься о врожденных гештальтах.

Можно предположить, что архетипы Платона, которые в дальнейшем получили развитие в работах Юнга, существуют и в более частных проявлениях нашего восприятия плоть до фрагментов мимики – грозно сведенные брови или добродушная улыбка вызывают у нас мгновенное „дорисовывание“ гештальта – образа злого или доброго человека.

Разложение и анализ отдельных фрагментов мимики легло в основу знаменитой психотехнологии НЛП, нейролингвистического программирования, разработанной Ричардом Бендлером и Джоном Гриндером. Однако, корректно ссылаясь на гештальтпсихологию и особенно на гештальт-терапию, они в какой-то мере делают именно то, в протест чему и появилась гештальтпсихология, – расчленяют целостный образ на отдельные элементы.

Чтобы завершить рассказ о Вертгеймере, надо сказать, что после переезда в Америку из нацистской Германии он прожил не очень долго. Проводя с утра до вечера научные исследования и читая огромное количество лекций, он еще постоянно занимался с преподавателем, совершенствуя свой английский язык. Вертгеймер считал непрофессиональным читать лекции в американском университете с немецким акцентом, тем более в атмосфере антинемецких настроений в США того времени. Фактически, он просто загнал себя своей сверхответственностью.

Своей биографией Макс Вертгеймер невольно подтвердил широкую применимость идеи гештальта. Дело в том, что гештальтом можно считать определенный устоявшийся образ жизни, включая географическую и социальную среду, местные обычаи, взаимоотношения, привычки и т. п. Человек уехал из Германии, в знак протеста против фашизма, но это была его Родина. И покинуть родину, особенно в возрасте, когда гештальт становится уже не гибким, как косточки у детишек, а жестким, как у пожилых людей (когда переломы плохо срастаются), это всегда проблема. Лауреат Нобелевской премии поэт Иосиф Бродский, который после незаконных преследований в СССР, жил в США знаменитым и обеспеченным, с горечью писал: „Есть такая страна иммиграция, где ты всегда чужой». Взрослому человеку особенно трудно, у него уже «затвердел» гештальт образа жизни, он запомнился нашими любимыми, нелюбимыми, работой, опытом. Даже без такого мучительного процесса как иммиграция, пожилой человек трудно перестраивается на новый гештальт. Сколько людей мечтают уйти на пенсию, а когда уходят, то часто быстро сникают, потому что у них сломался привычный гештальт.

Когда из нашего гештальта выпадает какой-то существенный фрагмент – это травма. Он должен быть чем-то замещен. Особенно болезненно нарушается гештальт при потере близких, требуется время, чтобы он «пристроился» к изменившейся конструкции. Очень часто «рана», образовавшаяся в гештальте так и до конца и не зарастает, хотя психотерапия может облегчить дискомфорт коррекцией, если