Гукюн - стр. 29

Перед глазами начинает темнеть, Юна кусает губу, чтобы не отключиться, и, собрав остатки последних сил, воспользовавшись тем, что Гуук стягивает с себя доспехи, перегнувшись, без единого писка выдергивает из руки кинжал и, сжав зубы, молниеносно вонзает его в него. Раз уж смерть так медленно идёт за ней, она её приход ускорит, от страданий избавится. Юна метит в горло, но лезвие скользит и попадает чуть ниже ключиц. Гуук хватает ее руку, сжимает так сильно, что Юне кажется, ее кожа лопнет, мясо обнажит, и оно по кости расползётся. Он, испепеляя ее взглядом налившихся кровью глаз, медленно, с трудом сдерживаясь, Юна не понимает от чего, но эту борьбу в его глазах отчётливо видит, осторожно, даже аккуратно опускает ее руку на пол. Гуук, разомкнув пальцы, так и не прерывая зрительный контакт, где в одних глазах безумие, а в других чудовищный страх, поглаживает ее запястье, себя ей руку не сломать уговаривает и выдыхает. Он резко выдёргивает из себя кинжал, останавливает взглядом идущего к нему с мечом в руках Хосрова.

– Она пустила твою кровь, – злится Хосров.

– Убей его, – кивает Гуук в сторону Джисона.

– Нет, – хрипит отошедшая от шока Юна и поворачивается на бок, последний раз смотря на того, кому не суждено было стать ее супругом, – и голова Джисона, проложив кровавый след, катится под кресло.

Гуук цепляет пальцами ее подбородок и, так и прижимая его к полу, заставляет смотреть на себя. И Юна смотрит. Она вкладывает в этот взгляд всё то, что хочет выплюнуть этому воину в лицо, но стремительно утекающие вместе с кровью силы не позволяют даже губы разомкнуть. Гуук в этой неприкрытой, дурманящей, самой чистейшей из всех ненависти тонет. Он нагибается вплотную к ее лицу, утирает окровавленной рукой ее щеки с застывшими дорожками от слёз и касается губ губами.

– Ненавижу, – по слогам, глаза в глаза, с трудом связь с реальностью удерживая, выговаривает Юна. – Ненавижу, – повторяет, уже не соображает, просто губами двигает.

– Твоя ненависть мне любой любви ценнее, – он внюхивается в смешанный с запахом крови аромат сливы, продолжает губами его касаться, глубоко вдыхать, то, что эта девушка его дурманит, больше даже для себя не отрицает. – Твоя ненависть изысканна и прекрасна, – пальцем подбородок обводит, – меня к ней влечёт. Я тебе другую жизнь покажу, я тебя обучу, буду есть с твоей кожи, пить с твоих губ, твой голос меня усыплять будет, а мой запах тебя обволакивать.

Гуук давит на ее губы, раскрывает их языком, проводит им по чужим деснам, углубляет поцелуй. Он с ума от нее сходит, от испытываемого наслаждения и желания в нее зубами вгрызться, чуть голову не теряет. Гуук хочет прекратить, но не может – целоваться с этой девушкой пусть и со вкусом железа, но безумно сладко, он хочет ещё и ещё, хочет ответа, хочет ее рук на своей шее, ближе притягивающих, но взамен ничего. Он пальцами в деревянное покрытие вонзается, скребётся, лишь бы девушку не сломать, своим безумным желанием не задушить. Гуук целует грубо, с бешеным напором, все только затянувшиеся ранки вскрывает, и сам же с ее губ капельки крови слизывает. Вкусно, и зверь не то чтобы наелся, он, только попробовав, впервые истинное значение слова «голод» понял. Несмотря на ломающее его желание продолжить, он, понимая, что девушка от потери крови в его же руках умрёт, с трудом отрывается от сладких, как мёд, губ и поднимается на ноги.