Гугеноты - стр. 50

Со стороны могло показаться, что французские солдаты истребляют иноземных завоевателей. Это было бесславное, чудовищное избиение, и Лесдигьер понял: какие бы чудеса мужества и героизма он ни проявлял, одному ему не совладать с полутысячным войском. Он приготовился к тому, что умрет вместе со своими братьями, и эта смерть показалась ему наилучшей из существующих. Но тут случилась неожиданная и совершенно невероятная вещь. Увидя занесенный над его головой смертоносный клинок, Лесдигьер из последних сил двумя руками отвел удар, и обе шпаги, сцепившись, с размаху обрушились на загривок его лошади. От боли она взвилась на дыбы, дико заржала и вдруг бросилась вперед, вырвалась из кольца окружавших ее врагов и помчалась в поле, в сторону Ревиньи, сразу же оставив далеко позади место сражения.

– Догоните и убейте его! – крикнул Гиз, и четверо всадников бросились в погоню за Лесдигьером. – Ренье! – позвал Гиз, и к нему тотчас подъехал один из его дворян.

– Слушаю, монсеньор.

– Немедленно поезжайте в Париж и подготовьте население к радостной вести. Расскажите отцам города о том, что здесь произошло, но без ненужных подробностей. Вы поняли меня, Ренье?

– Очень хорошо, монсеньор. Я представлю дело так, будто зачинщиками были они.

– Вы должны прибыть в Париж раньше меня. Город должен встретить меня так, как встречают своего короля, только что разбившего сарацин. Возьмите в попутчики одного из ваших друзей.

– Я все выполню, монсеньор, вы будете довольны, – и два всадника тут же помчались по дороге, ведущей в Париж.

Они уже почти скрылись из глаз, как вдруг навстречу попался отряд в пятьдесят человек, скачущий со стороны Витри. Обе группы молча разъехались, каждая в свою сторону; через несколько минут герцог де Гиз узнал в подъезжавшем всаднике Франсуа де Монморанси.

– Именем короля приказываю остановиться! – закричал маршал.

Глазам подъехавших всадников предстало ужасное зрелище: повсюду на земле, перемешанной конскими копытами со снегом и кровью, лежали убитые или корчились в муках раненые протестанты. Среди мертвых были и женщины; некоторые из них в агонии прижимали к груди свое дитя, иные бились на снегу со вспоротыми животами и разрубленными головами; их дети, по счастливой случайности оставшиеся в живых, стояли теперь на коленях и плакали над еще не успевшими остыть телами своих родителей.

– Ба, да это никак Монморанси собственной персоной! – воскликнул Гиз.

– Кто позволил вам нападать на беззащитных людей? – вскричал маршал.

Гиз усмехнулся:

– Они нарушили эдикт, и я наказал их за это.

– Ваше самоуправство вам дорого обойдется! Вам и всей Франции!

– Вы о войне? – герцог пожал плечами. – Я к ней давно готов. Но чего ради, маршал, вам вздумалось тащиться в такую даль? Не для того ли, чтобы опередить меня и заслужить похвалу королевы-регентши? Вашему отцу это удавалось, хотя, чтобы стяжать славу военных побед, он даже не покидал своего кабинета в Лувре.

– Я сумею наказать вас за ваши слова, герцог, будьте уверены, – ответил Монморанси, – если Бог не накажет вас раньше за ваши злодеяния! Мы подали бы дурной пример, если бы обнажили шпаги на виду у наших солдат, а потому отложим это до более благоприятного случая.

– Как вам будет угодно, маршал, – ответил Гиз с легкой улыбкой и коротко поклонился. – Я всегда к вашим услугам.