Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника - стр. 9

Молодой татарчонок хотел, казалось, заставить забыть этот чувствительный щелчок шляхетской гордости изысканным вниманием и предупредительностью. Он показывал молодым шляхтичам своё оружие, своих лошадей, своих охотничьих беркутов и ястребов.

Чуть он замечал, что какая-нибудь сабля или лук с колчаном нравятся посетителю, он тотчас спешил подарить их гостю и тем немного разогнал мрачное настроение большинства. Только один пан Седлецкий был крайне не в духе. Недавнее замечание старого Бельского, эта невежливость татарского мирзы бесили его, он старался придираться к каждому слову, к каждому движению молодого татарчонка и делал свои, подчас, ядовитые замечания. Недостаточно хорошо понимая по-польски, Туган-мирза не обижался, хотя порой, заметив улыбку, или даже смех шляхтичей, вызванный замечанием Седлецкого, вопросительно взглядывал на него.

В простом, нецивилизованном уме татарчонка никак не могло уложиться понятие, чтобы гость, обласканный и угощённый как только можно хозяином дома, позволил бы себе шутки или даже дерзости на его счёт.

Показывая рыцарские латы, которых у него было несколько, татарин с улыбкой заметил:

– Железа много – толку мало!

– Нет, не так, – поправил Седлецкий: – задору много – силы мало! Куда тебе поднять эти доспехи.

– Зачем поднять? – засмеялся татарин, – пусть глуп человек поднимай. Я на землю бросать буду. Брал аркан, айда! Готов!

– Это ты так со своими рабами, татарами тешился. Попробуй-ка с настоящим рыцарем или с поляком потягаться. Он же тебя на твоём аркане и повесит!

На этот раз татарчонок понял. Глаза его сверкнули гневом, губы побледнели.

– Слушай, ясновельможный пан! – резко крикнул он, – я никогда не забывай, что ты мой гость, а я твой хозяй! Только у другого места таких слов не говори. Мирза Туган сам князь, сам сеид! Сам белая кость!

– Да, чёрная харя! – сквозь зубы пробурчал Седлецкий, который действительно испугался возможности скандала и отошёл в сторону. Беседа снова оживилась и закончилась тем, что молодой татарин, вероятно, ещё раньше получивший разрешение отца, предложил всем гостям участвовать на следующий день в охоте на зубров.

Между тем мирза Джелядин беседовал с паном Бельским и так увлёк его глубиной своих политических и государственных идей, что старый воевода просто диву давался, откуда мог старый татарин почерпнуть столько знаний. Теперь только он понял, почему великий князь Витовт так любил беседы с этим мудрым слепцом.

Часы летели. Тихо ложился сумрак ясного летнего дня на долину. Тени становились длиннее и, наконец, пламенное солнце совсем скрылось за тёмной зубчатой стеной соснового бора, а старый воевода всё ещё беседовал с мирзой Джелядином.

Тихо, как тени, скользили загонщики по лесным тропинкам, ещё увлажнённым утренней росою. Любимый ловчий молодого мирзы Тугана, Али, в сопровождении двух подручных, вёл целую стаю пёстрых длинноухих гончих. Один Али был на коне, в руках у него был длинный арапник, а за спиной болтался большой турий рог, отделанный медью.

В загоне должны были участвовать более 200 человек, и они шли так молчаливо, так легко, что, не видя их, вряд ли бы кто-нибудь мог предполагать, что мимо проходит столько людей.

Сагайдаки были не у всех, но зато каждый нёс довольно длинное копьё, с острым железным наконечником, вполне достаточное, чтобы защищаться от тура, но недостаточно сильное, чтобы поразить его на смерть.