Грязь кладбищенская - стр. 11
Прости меня, Колли. Я очень сожалею. Я и забыл, что ты не умеешь ни читать, ни писать… Но рассказы, Колли… Я объясню это так… Тебе случалось выпить пинту портера, верно?.. Да, понимаю. Тебе частенько доводилось пить портер… Впрочем, не так уж важно, сколько ты выпьешь, Колли…
– Мне довелось выпить дважды по двадцать да еще две пинты одну за другой…
– Понимаю… Погоди минуту… Молодец! Дай скажу… Колли, есть у тебя хоть капля разума, дай скажу… Ты когда-нибудь видал макушку у пинты пива? Там пена, да? Дрянная, бесполезная пена. И все-таки чем ее больше, тем жаднее человек дорывается до пинты, а когда дорвется, то пьет ее до конца, вместе с осадком, хоть и чувствует посторонний привкус. Вот теперь ты видишь, Колли, что такое начало, середина и конец рассказа?.. Главное, не забудь, Колли, что конец должен оставлять горький привкус во рту, вкус священного напитка, желание похитить огонь у богов и отведать еще кусочек запретного плода… А теперь взгляни, как я бы закончил рассказ “Перезакат солнца”, – тот, над которым я работал, как раз когда внезапно скончался от приступа в судорогах сочинительства: “И едва только девушка произнесла это роковое слово, он развернулся и вышел прочь из душной комнаты на свежий вечерний воздух. В небе было черно от плотных облаков, надвигавшихся из-за моря. Мелкое пристыженное солнце вгрызалось в землю за холмами Старого Села…” Вот здесь tour de force[22], Колли: “мелкое пристыженное солнце вгрызалось в землю”. И конечно, мне не стоит лишний раз напоминать тебе, что финальная строчка после завершающего слова должна быть обильно насыщена многоточиями, авторскими многоточиями, как я их называю… Но, может, ты проявишь немного терпения, Колли, и послушаешь – я прочту тебе весь рассказ…
– Погоди немного, мил-человек, теперь я тебе расскажу историю: “Давным-давно жили-были три мужика…”
– Колли! Колли! Ну нет же никакого искусства в этих словах – “давным-давно жили-были три мужика”. Это избитое начало… Вот что, Колли, потерпи минуточку и дай мне сказать. Я полагаю, что я писатель…
– Закрой пасть, пузатый горлопан! Рассказывай, Колли…
– Давным-давно жили-были три мужика, и очень давно это было. Жили-были три мужика давно…
– Давай, Колли, давай…
– Жили-были три мужика давным-давно… Ну правда, жили-были три мужика давным-давно. А дальше я не знаю, что с ними сталось…
– …Пятью одиннадцать – пятьдесят пять; пятью тринадцать… пятью тринадцать… Это мы и не учили вовсе… А дальше, наверное, Учитель, я и не знаю!.. Пятью семь… Вы меня про это спрашивали, Учитель? Пять на семь, да? Пять на семь… на семь… Погодите маленечко… Пятью один – пять…
6
– …Только я не понимаю, Муред. Честной двигарь[24], не понимаю. Она поносила меня – Катрина Падинь, я имею в виду, – грязным словами перед Старым Учителем. За что же, я ведь ей ничего не сделала? Тебе известно, Муред, что я никогда не сую носа в чужие дела, а всегда занята культурой. И крест надо мной такой видный, смашин[25], как Учитель говорит. И меня оскорблять, Муред!..
– Самое время тебе, Нора Шонинь, хорошенько поупражняться в том же языке, что у Катрины.
– Ну оныст[26], Муред…
– Но она всегда ко мне придирается. Не понимаю я.