Грязь - стр. 4
Последние годы, а в заключении особенно, подобное случается все реже. Дело в том, что и я подрос, и шкаф уже не тот, его содержимое ужалось и покрылось вселенской пылью. Еще не отпускает этот монотонный звон. Снаружи тихо, я бы даже сказал, очень тихо. Из шумов телевизор, глухие отголоски жизни снаружи, да болтовня олигарха. Мой звон внутри, он скребет извилины, бегает из уха в ухо и, кажется, желает вырваться, но не тут-то было. Я не помню, когда он появился, но прошла целая куча лет, а он все еще со мной.
Мы любим просыпаться, строить планы, маневрировать в потоке страстей, и только представьте, что есть места, где нет никаких планов. Там, на свободе я прятался от людей, а вот теперь с удовольствием пропустил бы бокал-другой с тучным незнакомцем. Самые лучшие собутыльники – это не люди, которых ты знаешь сто лет, а именно незнакомцы, и обязательно мужчины. Женщину после третьего увесистого глотка начинаешь хотеть, а после пятого теряешь контроль, кровь бурлит и пенится, а перед глазами встает томная, туманная пелена.
3.
– Спрашивайте, товарищ майор. Только, прошу не долго, голова раскалывается.
– Тарас Николаевич, быстро не получится, придется потерпеть, -плотный мужчина в форменной одежде, украшенной огромными блестящими звездами на погонах, делает глубокий вдох, открывает потертую кожаную папку, достает серый, расклинённый типографским способом лист бумаги, дешевую пластмассовую ручку, и медленно одними губами выдавливает, – Начнем с самого начала. Фамилия, имя, отчество.
Лицо, напрочь лишенное эмоций, остается неподвижным. Когда он говорит, ни одна мышца не приходит в движение. Шевелятся только влажные, тонкие губы и только в очень ограниченном диапазоне. Лицо служителя закона состоит из огромных, мягких, розовых щек, носа-картошки и узкого лба. Ему немного за сорок, при этом щеки даже не думают обрастать щетиной или покрываться морщинами.
– Гориков Тарас Николаевич, – отвечаю с показным недовольством.
– Дата рождения, и место рождения.
– Восьмое марта, семьдесят четвертого. Деревня Емелино, Владимирской области. Деревенька Емелино, – добавляю я, но майора не интересует мое отношение к населенному пункту.
– Восьмое марта, – улыбается он, – Сорок семь. Судимость?
– Нет.
– Ранее к уголовной ответственности не привлекался, – человек в форме проговаривает то, что записывает в протокол. Его маленькие глазки утопают в полном лице и появляются только, когда он поднимает голову и смотрит на собеседника горизонтально.
– Товарищ майор, правда голова болит. Можете до утра задавать вопросы, стукнуть пару раз, как любят эти ваши опера, но ничего не изменится. Давайте сегодня на все вопросы – пятьдесят первая.
– Тарас Николаевич, не надо мне вот это, любят, не любят, опера, не опера. Давайте быстро допросимся и разойдемся. Скажу честно, мне противно находиться с вами в одном помещении. Начнем с Емелино. С кем вы проживали в Емелино?
Я наклоняю голову влево, затем вправо. Это всегда происходит машинально, после нескольких повторений тяжесть отступает, голова становится легче, а мысли яснее, но не в этот раз. В голову врывается мой высокочастотный звук и начинает сверлить виски. Я повышаю тон, – Так, майор, я, кажется, внятно сказал, пятьдесят первая статья Конституции, – уголки моих губ падают вниз.