Грязь - стр. 20

– Я вменяем, не переживайте.

– Это формальность, я должна …

– Знаю. Куда интереснее полиграф, – я пытаюсь улыбнуться, эксперт поднимает глаза.

Я складываю плитку шоколада пополам, еще раз пополам, и только потом открываю. Я беру одну часть, кладу на язык, закрываю глаза. Самое время начать орать, биться головой о стол, а в конце представления обмочиться. Билет в дурку обеспечен, но это не интересный путь. Дурка делает из людей настоящих дураков, а мне нужна свобода, настоящая свобода снаружи и свобода внутри.

– Берите, не стесняйтесь, – мои зрачки прыгают от следователя к эксперту. Они молчат.

– Сегодня о детях, – она суха и слегка манерна. Сказывается присутствие постороннего, хоть и не привлекательного, но все же мужчины. Женщины меняются, когда в поле их зрения появляется самец. Одни наливаются румянцем и окунаются в облако легкого, ненавязчивого муара, другие, наоборот, закрываются. Первое можно с легкостью принять за флирт, а второе за чрезмерную серьезность, однако ни то, ни другое не будет верным. Шоколад тает на языке, я пытаюсь проглотить, но давлюсь и захожусь кашлем.

– Если бы у вас был сын, как бы вы его назвали?

Я вздыхаю. В мире снаружи противно трещит светофор, дворник ритмично шоркает метлой об асфальт, кричит ребенок. Писклявый, но ровный и, не смотря на юный возраст, увесистый крик приближается, эхом врывается в комнату и, увеличивая звуковые волны, удаляется.

Судя по вопросу, следователь перевернула страницу этой непростой повести. Умышленно или нет, я продолжаю давиться, а вместе с тем недоумеваю и восхищаюсь ее скорости. То, на что у жирного мойра ушла бы вечность, она разобрала за пару месяцев. Браво. Она и сама понимает, что идет по тонкой и скользкой дороге, но идет в верном направлении.

– Антон, – шепчу я.

– Кстати, давно хотела спросить. Антон и Тарас – это …

– Шутка двух хиппи. Когда-то они были молоды и были вменяемы.

– Тарас, у вас есть дети? – слово «дети» она произносит с особым теплом, ее голос становится мягким и бархатистым. Я утверждаюсь в догадке, что своих у нее нет.

– Это вы мне ответьте.

– Хорошо. Тогда вернемся немного назад, в вашу деревню.

Черная папка. Вправо, от себя, влево, отворот, запах бумаги.

Она читает, – Котоп Ольга Борисовна, ваша учительница. О, она вас просто обожает. Так, где это? – она бегло читает, – Тарас был одним из самых ответственных учеников, и, пожалуй, самым талантливым. Он легко схватывал материал, феноменально запоминал. В пятом классе Тараса отправили на областную олимпиаду по истории, – она поднимает зрачки, – Вы выиграли олимпиаду, – в ее голосе показное восхищение, – А потом по физике, потом химия. Вы выиграли все олимпиады. Вы гений, Тарас. Но мне интересно другое. Ольга Борисовна утверждает, что вы выиграли олимпиаду по английскому. Но как? В вашей школе не было учителя английского? – восхищение не показное.

– Ольга Борисовна. Она всегда и обо всем знала, но никогда не лезла. Это удивительная черта. Обычно люди лезут, их не просят, а они лезут, их отталкивают и посылают, а они продолжают лезть. Расспросами, советами, шепотом и криком, лезут отовсюду. Сколько раз мы слышали пустое «Послушай меня», или «Вот тебе мой совет», или «Я бы на твоем месте». Ольга Борисовна не лезла. Она тепло и забота, она спокойствие, – я смотрю в окно и щурюсь, – Она доставала из сумки заранее заготовленную книгу, открывала случайную страницу и читала, читала вслух, – я замолкаю, ведь Ольга Борисовна – очень личное воспоминание, оно не для всех, – Школа учит скорости мышления и тренирует память, но ни первое, ни второе не нужно в реальной жизни. Вам ли не знать, – я обращаюсь к эксперту. Эксперт молчит, потупив взгляд.