Грустная песня про Ванчукова - стр. 86
– Ты же её сжал, как бешеный! Вот ей и не понравилось. Ещё раз смотри, как надо. У тебя ведь уже сколько раз нормально получалось… – Таня спокойно просунула незащищённую руку сквозь дверку в сетчатой крышке клетки, погладила крысу по спинке. Та сидела спокойно, только чуть приподнялась на задних лапках, оторвав передние от пола; обнюхала руку.
– Вот видишь. У неё и в мыслях нет меня кусать… – Таня завела кисть руки под пузечко, чуть выгнула ладонь лодочкой и, аккуратно приподняв животное над полом клетки, вытащила наружу. Ладонь другой руки положила на спинку. Крыса оказалась между ладоней девушки, словно в тёплом коконе; от удовольствия поначалу зажмурилась, а после и вообще закрыла глаза.
– Они ласку чувствуют, – сказала, лучась серыми ясными глазами, лаборантка Таня. – Ну, теперь ты. Попробуй, – и снова отпустила крысу в клетку.
Ванчуков повторил всё в точности. Крыса и не собиралась кусаться, разве что внимательно обнюхала свежий напальчник.
– Ты, главное, не бойся.
– Я и не боюсь, – смутился Ванчуков.
– Вот и славно, – улыбнулась Таня. – Теперь так: я каждую достаю, держу, ты колешь. Как колоть, помнишь?
– Помню. Сегодня левое заднее бедро, подкожно. Полкубика.
– Молодец! Всё правильно помнишь…
Обратно идти из «крысиного» вивария было, от двери до двери, всего-то метров пятьдесят. Яркое июльское утро в НИИ-шном дворе бурлило жизнью. Из-за высокого кирпичного забора с улицы доносился приглушённый шум автомобилей. На маленьком деревянном жестью оббитом навесе у крайнего окошка второго этажа, на россыпи пшена возбуждённо ворковали и с хрустом перьев дрались голуби.
– Опять кадровик гладиаторские бои среди птиц устраивает! – звонко рассмеялась Таня. – Ну не дебил ли?..
– …Мы его, конечно, на всё лето оформим. Да, оформим! – говорил месяц назад Светлане Александровне лабораторский кадровик Гавриленков, сидя в маленьком, приспособленном из кладовки, кабинетике, за маленьким колченогим столиком. Светлана Александровна сидела по другую сторону стола от кадровика. На Ванчукова места в кабинете уже не хватило, поэтому он как был, так и остался стоять в открытом дверном проёме, на самом сквозняке: одна створка окна распахнута, на навесе с пшеном шуршали голуби.
– Как вы в таком шуме тут сидите? – рассмеялась Светлана Александровна.
– Так ведь птицы-то… птицы тоже есть хотят… – расплылся в улыбке круглолицый полнотелый неопределённого возраста инспектор по кадрам Гавриленков. – Вот и подкармливаю… Мы вашего Ольгерда Сергеевича, да, правильно?.. – Ванчуков солидно кивнул. Его первый раз в жизни назвали по имени-отчеству, – …оформим на ставку лаборанта временно, на три месяца. Трудовую книжку выпишем. Да, выпишем, обязательно!.. Но тут два момента… – кадровик запнулся.
Дулина посмотрела недоверчиво.
– Первый момент, Светлана Александровна, в том, что Ольгерд Сергеевич – несовершеннолетний. Поэтому на целую ставку у меня его зачислить никак не получится. Только на половину. С отработкой по тарифной сетке ежедневно половины рабочего дня и тридцатиминутным перерывом. Перерыв на обед полуставочникам не положен. Ты согласен, Ольгерд Сергеевич?
– Да-да-да! – скороговоркой заверил занудного Гавриленкова Ванчуков.
– И второй момент, опять же, потому что несовершеннолетний наш Ольгерд Сергеевич и лет ему полных даже не шестнадцать, а только-то тринадцать. Из молодых да ранних наш Ольгерд Сергеевич. Так вот. Нужно ему справку принести.