Группа поддержки для выживших девушек - стр. 12

Дела пошли плохо, когда обнаружилось, что у Брюса Волкера не было никакого сына, утонувшего в Красном озере. Да что говорить – у него вообще не было сына. Брюс Волкер был одиноким стариком, который испытывал навязчивое влечение к детям и приветствовал свальный грех, но он сделал Адриенн первой последней девушкой, а Адриенн воспользовалась этим и воплотила в жизнь все свои мечты.

Раздается шипение пневматических тормозов, я оглядываюсь и вдруг не узнаю ни одну из пар обуви. Сколько человек я пропустила, предаваясь своим грезам наяву? За моей спиной сидит морщинистая старуха с похожим на нее супругом, на обоих одинаковые видавшие виды рибоксы и красные грязные бейсболки. Я не видела, как они сели.

Я нажимаю кнопку срочной остановки, с нетерпением жду, когда откроется дверь, и наконец вываливаюсь из автобуса. До Беверли-центра три квартала, а бежать я не могу, потому что в Лос-Анджелесе никто не бегает. Я иду быстрым шагом и успеваю сесть на четырнадцатый автобус. Это последний отрезок моего путешествия, и я попадаю на Красную линию, но в другую сторону, а когда доезжаю до остановки «Вермонт/Беверли» – состав уже стоит, но я успеваю сесть, на мгновение опередив закрывающиеся двери. В вагоне пятнадцать человек, и я выбираю место на одинаковом расстоянии от дверей по обе стороны от меня. Я осматриваю обувь, но ничего знакомого не вижу. Через пять остановок я перехожу на линию «Антелоп-вэлли».

Мне нужно вернуться домой, но я не могу ломать свою рутину. Я должна узнать, что случилось с Адриенн. Мэрилин дочитала остальную часть статьи с экрана своего телефона, но подробностей было мало: Адриенн была убита в своем доме мужчиной, но мне этого хватало, потому что именно с Адриенн из всей группы я разговаривала больше всего, именно к ней приезжала каждый месяц. Ну, хорошо, раз в два месяца. Иногда раз в три месяца, а в этом году, может, и того реже, но казалось, что и это немало. Суть в том, что она всегда находила для меня время.

Вернувшись наконец в Бербанк, я сошла на остановке «Аэропорт» и некоторое время ехала на челноке. Когда я убеждаюсь, что на каждой остановке челнока в него заходит только новая обувь, я пересаживаюсь в городской автобус, дважды делаю пересадку и почти три часа спустя после выхода оказываюсь у моего здания.

Каждый раз я добираюсь до дома новым маршрутом, но главное остается неизменным: двигайся медленно, делай кучу малых петель внутри более крупных, оставайся в готовности, оставайся в напряжении, смотри за обувью, не делай глупостей, оставайся живой. Линия между чрезмерной осторожностью и отсутствием осторожности принадлежит к тем линиям, которые можно пересечь лишь один раз.

Я даже не знаю, как выглядит изнутри кабинка лифта в моем здании; я всегда поднимаюсь по лестнице. Кабинка лифта – это коробка с одной дверью. В кабинке ты бессильна даже против какого-нибудь крупного толстяка, потому что тебе некуда бежать. На лестнице у меня есть возможность выбора, к тому же лестница – это полезная кардионагрузка. У меня ушло некоторое время на то, чтобы обосноваться на третьем этаже, но эта высота идеально мне подходит: до окон с тротуара не дотянуться, а с другой стороны, велика вероятность выжить после прыжка из окна. Для начала я убеждаюсь, что в коридоре никого нет, потом открываю двойной засов и вхожу в мою клетку.