Груманланы - стр. 25
Петр I повелел строить суда только по голландскому образцу. Архангельский мореходец Федор Вешняков в своей работе «Книга морского ходу» возражал императору: «Идущие к архангельскому городу иноземные суда весною уклоняются от встреч со льдами и стоят по месяцу и по два в Еконской губе до совершенного освобождения ото льдов. Пристрастная нерассудительность поставляет нам сии суда в непрекословный образец, но грубой кольской лодье и нестудированной раньшине некогда глядеть на сей стоячий артикул. Хотя дорога груба и торосовата, но когда то за обычай, то и весьма сносно… чаятельно тот новоманерный тип судов определен в воинский поход и превосходителен в морских баталиях, но выстройка промышленного судна в рассуждении шкелета, или ребер, хребтины или киля образована натурой моря Ледовитого и сродством с берегом отмелым».
Царский указ оказался бессильным, и строили суда по прежней манере до конца девятнадцатого столетия.
Раскольник Маркел Ушаков и гонитель раскола холмогорский архиепископ Афанасий забывали распрю о вере, когда дело касалось любезного им мореходства. Во время диспута о вере в Москве в Грановитой палате в 1673 году Афанасий холмогорский «слупил с божественного старца Никиты портки и рясу, а Никита выдрал у архирея полбороды. Но, узнав о смерти Маркела Ушакова, Афанасий попечалился». Сей муж российскому мореходству был рожденный сын, а не наемный работник.
Во главе артели, ромши, бурсы стоял кормщик, голова, старшой ватаги. Его выбирал хозяин-купец, на свои деньги сбиваюший команду на промысел, и мужики, кто хаживал на зимовку, кто имел поморский опыт, не раз бывал на промысле, имел сильный характер и знаткое слово. Все кормщики (в той же Окладниковой слободе) были на слуху, хорошо известны, каждый держался своего мира (деревни, посада) и пользовался особенным почетом и славою на всю округу, если был удачлив. Чтобы заполучить именитого мореходца во главу артели, шли богатые хозяева наперебой друг перед дружкой, улещали деньгами, золотою горою и похвалебным словом, только чтобы перетянуть на свою сторону… ведь кормщик держал ответ перед Богом и крестьянским миром не только за артель, которую собрал в поход (за их быт на зимовке, прокорм, снасти, промысел, здоровье, за лад меж покрученниками), но и обязался перед их семьями, женой, детьми, родителями. Что все будет ладно, все кончится успехом и миром, и не станет никакой розни, их мужья и дети вернутся домой во здравии) хотя родичи понимали в душе – не на свадебку попадает их хозяин, не к теще на пироги, а на суровый затейливый промысел, от которого зависит не только жизнь походника, но и будущее всей семьи.
О кормщике в Поморье рассуждали так: «Должен быть разумом богат, глазом светел, слову верен, рукою тверд. Кормщику большую душу иметь надобно, да и руку крепкую. На промысле все по кормщику живут…»
Жил на Мезени знаменитый кормщик Федот Ипполитович Рахманин, родом из Юромской волости Мезенской округи. В морскую службу частных людей вступил в семнадцать лет, прожил на белом свете пятьдесят семь лет, из них шесть лет зимовал на Груманте, двадцать шесть раз зимовал на Матке между Вайгачским проливом и Маточкиным шаром. Про Федота Рахманина писал архангельский географ, академик Крестинин: «Он отличается от прочих земляков умением читать и писать, имеет неограниченную склонность к мореплаванию, любопытен, имеет охоту к отысканию неизвестных земель. Нет из нынешних кормщиков другого, кто бы мог знать лучше его Новую Землю».