Гроздь рябиновых ягод - стр. 11
– Эй, гармонист, погодь-ка!
Георгий остановился, поджидая, пока отец Насти слезет с передка телеги и, путаясь в полах расстегнутого тулупа, подойдет к нему.
– Что, баб идешь ублажать? – кивнул Павел Яковлевич на гармонь.
– А чего? Все лучше, чем на печи лежать. Мукой рассчитаться обещали, а она в хозяйстве лишней не будет.
– Ишь ты. Легко тебе хлебушек достается. На гармошке играть – это тебе не землю пахать.
– Да я и пахать могу, когда время настает, а зимой кто пашет-то? А хотите, заместо меня на посиделки сходите? Я гармошку одолжу, ваша мука будет, – усмехнулся Георгий.
– Ну, ты нахал!
Павел Яковлевич потоптался, почесал окладистую бороду, сделал еще шаг в сторону Георгия. Тот на всякий случай оглянулся, плетень был рядом.
– А скажи-ка мне вот что, тока честно, что, Настя моя… девка али баба?
– Ну-у… была девка, когда от Егора сбежала, а теперь уж баба.
– Ах ты, шкодник! – вскипел Павел Яковлевич, замахнулся кнутом на парня, но тот в мгновение ока перемахнул через плетень и остановился на безопасном расстоянии. Отец Насти, хоть и был еще мужиком крепким, но выпитая самогонка и длинный тяжелый тулуп делали его неповоротливым, а корячиться через плетень на глазах у шустрого парня не хотелось. Поэтому он только погрозил ему кнутом:
– Еще раз на своем дворе замечу, башку оторву! Обоим!
Дома Павел Яковлевич, никому ничего не сказав, спрятал бумагу с печатями за образа. Решил не торопить события, авось чего и переменится. Но в ближайшее же воскресение соседка принесла весть, что Егор посватался к Акулине, и дело у них сладилось. Новость быстро облетела село. Тут уж пришлось отцу сказать Насте о бумаге. Еще засветло Улечка, добрая душа, отпросившись погулять с подружками, побежала в Халевинцы к Георгию. А там уже кипели страсти.
– Скажи Насте, завтра поутру приеду за ней, – объявил Георгий в присутствии пригорюнившихся Пелагеи и Еремея.
Глава 7. Совет да любовь
Всю ночь снег падал и падал, укрывая тропинки, а к утру еще и подморозило. Георгий встал рано, вышел на крыльцо. Едва дверь открыл – столько снегу навалило. Пришлось прежде всего за лопату браться. Когда закончил чистить двор, уже совсем рассвело. Над заснеженными избами поднимались в стылое небо столбики дыма, словно пушистые кошачьи хвосты, – к холодам.
Геша выволок из сарая сани. Пока чистил их да запрягал старушку Маньку, солнце поднялось уж высоко, и снег заискрился по-праздничному весело. Из избы выскочила Санька с охапкой одежды.
– Вот, захвати-ка мой тулуп, пимы да шаль, а то, говорят, Татьяна одёжу Настину заперла. Вдруг не отдаст. Не лето, чай!
– И то верно. Спасибо, сестренка. Беги в избу, простынешь.
Георгий выехал со двора в радужном настроении, но чем ближе подъезжал к дому Шиляевых, тем беспокойнее становилось на душе. Ворота оказались на запоре. Георгий постучал кнутовищем. В ответ только собачий лай. Наконец скрипнула дверь.
– Кого леший принес? Чего надо? – раздался недовольный голос.
– Неприветливо гостей встречаете, Павел Яковлевич. А я ведь к вам с добрым разговором приехал!
– Тоже мне, гость, – проворчал хозяин, но ворота все же отпер.
– Неча для соседей спектаклю устраивать, в избу проходь.
Татьяна тоже встретила гостя хмуро, руки спрятала под фартук. К столу не позвали, сесть не предложили.