Гроза школьной столовки - стр. 27

- Что «конечно»? – поинтересовался любитель капусты, прекратив судорожно цепляться за веревку.

- Верю, говорю, словам твоим ванильным, - закатываю глаза, с сарказмом отвечая. – На надпись «сарказм» над моей головой внимания не обращай, она просто всегда у меня загорается, как только уши начинает от лапши оттягивать.

- Грознова, – вздыхает Макс обреченно, - я уже не знаю какими словами все выразить, чтоб до тебя дошло.

- Дубиной ей по темечку! – орет Ладужкин, а толпа чаек рядом поддакивает, выкрикивая:

- Да, да!

- Так ее!

- Макс, будь мужиком, хватит за бабой бегать!

- Да вся школа уже ржет!

- Да заткнитесь вы, - огрызается Макс, покачиваясь на веревке. Семен Аркадьевич внизу сморкается в собственный ворот олимпийки, поглядывая в нашу сторону растроганным взглядом. В душе что-то там зашевелилось, стоит видимо, проверится на ишемическую болезнь. Мало ли чего там колет, чешется и тянет.

- Ах, эта прекрасная юношеская любовь, - вздыхает мужчина, махая нам рукой. – Спускайтесь, ваше время вышло.

Отлично, еще бы знать, как. У меня тело не двигается, походу умру на этом канате на пару с Максом, в отчаянии смотрящего на меня своими лучистыми серыми глазами из-под пушистых ресниц. Никогда не понимала. Зачем парням такие дары. Волосы, ресницы, порой кожа лучше, чем у большинства девчонок. Задумчиво губу прикусываю, заметив завороженный взор Еремина и вскидываю брови.

- Чего тебе, болезный? Тоже никак не спустишься?

И снова этот вздох, да что с ним такое происходит?

- Знаешь, Надь, - тянет задумчиво так, медленно сползая вниз, стараюсь поспеть, ощущая, как веревка невольно обжигает руки, однако продолжаю двигаться, наблюдая за Максом. Где-то на середине пути замираем, поскольку он произносит:

- Вот скажи, каким образом надо признаться в любви девушке, чтобы до нее с первого раза дошло, если она меня в упор не замечает?

Мой мозг сделал паузу, отправившись на законный перерыв. Не могу понять происходящее, вечный «лоадинг» висит, загружая данные. Моргаю – ошибка. Еще раз – ошибка. Еремин влюбился? Извилины начинают шевелиться, разгоняя работу серого вещества до скорости света. Сердце биться чаще, падая вниз. Одновременно спускаемся по канатам, под тяжелое молчание толпы подхожу ближе, заглядываю в напряженное лицо. Плевать, что ноги, пальцы, вообще все мышцы перестали слушаться от долгого пребывания в одной позе. Хочу знать.

Очень хочу.

- Еремин, - с придыханием восхищенно произношу. Подбираясь так близко, что кажется он замер, ожидая от меня чего-то. – Ты что же это… втюхался в кого-то? И она тебя продинамила?

Коллективный стон позади нисколько не умаляет моей широченной улыбки первого дурачка на деревне. Макс не выдерживает, складывая ладони рупором, заорав громко, что едва не оглохла:

- Я. Тебя. Люблю!

Ух, едва барабанные перепонки не выбил напрочь. Прочищаю ухо, дернув пару раз за мочку, чуть не оторвав вместе с маленькой золотой сережкой в виде сов, похлопав Еремина по груди, обтянутой спортивной футболкой с какой-то крутой пафосной надписью на японском.

- Вот в следующий раз также своей возлюбленной проори, глядишь до нее дойдет! – киваю, махнув рукой и поворачиваясь к выходу, топнув на толпу ошарашенных собравших парней из «Б» класса. – А ну кыш!

Расступаются, уж не знаю, что такого сказала. Однако слышу голос Семена Аркадьевича, сочувственно произносящего трагичным тоном Максу: