Гроzа - стр. 18
– Нет, ты разозлился. Тебя это задело. Ну, соблазню я ее, дальше что? – Борис лениво сдул с кружки пивную пену и сделал глоток. – А неплохо… Тебе будет легче, если я расскажу тебе, какова Катерина в постели? Страстная она или фригидная. Кричит во время оргазма или плачет. Какие у нее родинки на теле и говорит ли она во сне?
Кудряш вздрогнул и махнул рукой.
– Еще пива, – хрипло сказал он подскочившему официанту. – Что мне надо – я сам спрошу, – сказал он, в упор посмотрев на Бориса. – Пока мне нужен только ключ от их калитки, понятно?
– А! Ты с Варей хочешь тайком встречаться!
– Хотя бы. Ты меня в качестве лучшего друга очень даже устраиваешь. Если город будет мой – я с тобой поделюсь. Все подряды Кабанихи тебе отдам.
– Что я в этом понимаю? – усмехнулся Борис.
– Научишься, – уверенно сказал Кудряш. – Ты ведь сын бизнесмена. Просто молодой еще. Что, по рукам?
– Ладно, я попробую усилить свой натиск. Но случай сложный, сразу предупреждаю. Замужняя женщина, которую днями и ночами сторожит суровая свекровь. Высокий забор, практически непреодолимый, – намекнул Борис. – Единственное слабое звено – муж. Муж да, тюфяк. Она не может его любить. Но кого-то же она любить должна? Просто потому, что она женщина, а все женщины любят помечтать. Я не понимаю, почему ее мечты не о тебе. По меркам калиновских дам ты – идеал. Что-то тут не то. Ты мне точно все сказал, Иван?
– Все, – Кудряш старался быть спокойным. Мальчишка зарывается. Но без него – никак.
– Тогда надо дождаться удобного случая. Я не хочу, чтобы наш с ней первый разговор был случайным.
– Время терпит, – спокойно сказал Кудряш и потянулся к ракам.
Если бы Борис родился в Калинове, то он бы насторожился. И если бы Стасов видел, как рос Ваня Кудряш, и знал, кто были его родители! Но Борис не видел, не родился, не знал и потому спокойно шагнул в расставленную ловушку…
Глава 5
Степан Прокофьевич Дикой не любил свой дом. Хотя дом был по калиновским меркам хорош. Ох, как хорош! И снаружи дворец, и внутри – царские палаты, не меньше. Потолки натяжные, французские, обои немецкие, мебель выписана из Италии, стекло – из Венеции, знаменитое, муранское. Из такого же стекла сверкающая люстра свисала с французского потолка в огромной гостиной.
Единственное, в чем здесь поучаствовал Калинов, – это кирпич. И блоки, которые пошли на фундамент, тоже были сделаны на калиновском заводе. Но поскольку кирпича на дом пошло много, и не меньше на забор, окружающий по всему периметру огромный участок, то, приходя домой Дикой невольно морщился. Куда ни глянь, повсюду был Калинов, никак не Италия и не Швейцария. Больше всего Степана Прокофьевича злило, что дом Ваньки Кудряша, который Дикой называл дешевкой, добавляя любимый эпитет «сраный», Калиновом совсем не вонял. Хотя сам Кудряш был плебей, выскочка.
Но в его доме бывать почему-то было приятно. А в свою калитку Степан Прокофьевич заходил всегда в скверном настроении. Вот и сегодня Дикой вошел в дом и буркнул:
– Сонька, на стол чего-нибудь собери. Ужинать буду.
– Водки нет, – сказала на это жена.
– Как это нет? – удивился Дикой. – Водка в Калинове закончиться не может в принципе. Утром в холодильнике початая бутылка стояла, куда ж она подевалась?
– Я ее вылила, – отрезала жена.
– Так… – Дикой нахмурился. – Это мне таким позорным образом отказывают в праве на отдых после труда?