Гроза над Цхинвалом - стр. 22
– Хорошо. Сколько мне времени дают?
– Сколько захочешь.
– Ого! Щедро…
Стемнело. Цхинвал погрузился в темноту, потому что его жители боялись зажигать свет. По освещенному городу удобнее стрелять. Оператор выставил осветительные приборы, направил их на Сергея. От них шел жар, еще более неприятный оттого, что воздух был душным и горячим. Все, что было позади Сергея, потерялось в темноте, и с таким же успехом он мог бы стоять в темном переулке Москвы, в котором хулиганы разбили все фонари. Никто не почувствовал бы разницы, а тот гул, что раздавался где-то вдалеке, можно было принять за что угодно, не обязательно за разрывы снарядов. Ходил анекдот о том, как один радиорепортер забыл записать звук Ниагарского водопада, но, когда стал делать сюжет, этот шум ему оказался просто необходим, тогда он пошел в туалет, включил запись магнитофона и спустил воду.
– Какой превосходный у вас был звук! – говорили ему потом. – Такой естественный!
Сергей слышал, как начался выпуск новостей, и мысленно проговаривал свой текст. Он появился на экранах, сперва молчал, пока его представляли, потом начал говорить, показывать осколки, которые взял у Хасана. И еще он называл столицу Южной Осетии «Цхинвал», как и все ее жители, которые давным-давно отказались от окончания «и», лишавшее их город его индивидуальности, как и остальные, навязанные, грузинские названия.
Одно время у журналистской братии в ходу был анекдот из времен, когда прибалтийские государства отделились от Советского Союза. Выходит мужик утром из дома и начинает звать свою собаку. «Шарик, Шарик», – кричит он, но пес спрятался в будке и не отвечает. «Шарикас, Шарикас», – начинает звать хозяин, и после этих слов пес с радостью выскакивает из будки и заливается радостным: «Гавкас, гавкас!» Любые попытки причесать все под язык и традиции «титульной нации» Комов считал глупостью. Причем глупостью очень опасной.
– Сколько вышло-то? – спросил Сергей у оператора, когда передача закончилась.
– Я примерно только засек. Минуты четыре. Хочешь – посмотри. Я записал все.
– Не хочу.
– Теперь-то чего делать будем? – осведомился Беляш.
– Подожди…
Сергей почувствовал, что завибрировал телефон. На время эфира он всегда либо выключал его, либо ставил прием в режим вибрации. Вдруг кто позвонит в самую неподходящую минуту?
Звонила жена. Голос у нее был испуганный. Сергей принялся ее успокаивать, говорить, что на рожон не лезет, сидит в глубоком тылу и ничего ему не грозит, но ведь она видела его включение и снятые Женькой картинки, так что понимала: все, что Сергей говорит, – неправда.
Беречь себя и не лезть на рожон приказали им и в редакции. Если возникнет реальная опасность – немедленно уезжать из Южной Осетии. Трупы никому не нужны. Здесь они – иностранцы.
– Ну, так что будем делать? – переспросил Женька, когда Комов закончил разговор.
– Поесть бы надо…
– Точно. Целый день ничего не ели, – согласился оператор.
Сергей чувствовал, что действительно очень проголодался. Но поужинать так и не получилось. Зазвонил телефон, сперва Комов подумал, что звонят с работы – либо поблагодарить его за сообщение, либо, напротив, отругать, но на определителе высветился незнакомый номер.
– Да? – сказал он, потом молчал несколько секунд, слушая. Его лицо, только начавшее расслабляться после включения, вновь стало серьезным.