Гробницы Атуана - стр. 9

Пенте смотрела на нее во все глаза.

– Ох, – еле слышно проговорила она, – ох, я-то знаю, что ты Единственная, Ара…

– Тогда пусть они оставят меня в покое! И перестанут вечно приказывать мне!

Пенте ненадолго замолкла; только вздыхала, болтала в воздухе своими пухлыми ножками да смотрела вдаль, на широкие бледные равнины, постепенно сливающиеся с бесконечной линией горизонта.

– Ты скоро будешь сама приказывать им, очень скоро, ты ведь знаешь, – спокойно сказала наконец Пенте. – Еще два года, и мы пройдем обряд посвящения, перестанем быть детьми. Нам исполнится четырнадцать. Меня пошлют в Храм Короля-Бога – там все будет по-прежнему. Зато ты на самом деле станешь Единственной. Даже Коссил и Тхар обязаны будут тебе повиноваться.

Ара молчала. Лицо ее было печально, глаза под темными ресницами блестели, отражая бледный свет полуденного неба.

– Нам, наверно, пора возвращаться, – сказала Пенте.

– Нет.

– Но Главная Ткачиха может рассказать Тхар… Да и Девять Песнопений уже скоро.

– Я останусь здесь. Ты – тоже.

– Тебя-то они не накажут, а меня уж точно, – мягко попыталась возразить Пенте. Ара не ответила. Пенте вздохнула и осталась. Солнце затягивало дымкой, повисшей высоко в небе над равнинами. Где-то далеко разносился перезвон овечьих колокольчиков, блеяли ягнята. Сухой весенний ветерок налетал слабыми волнами, навевая сладкие ароматы трав.

Девять Песнопений уже почти закончились, когда Ара и Пенте подошли к Большому Дому. Меббет видела, как девочки сидели на «людской стене», и донесла об этом своей начальнице Коссил.

Тяжело ступая, Коссил подошла к ним и вперила в девочек неподвижный взгляд. С каменным лицом, ровным голосом она велела им следовать за ней и повела с крыльца Большого Дома на холм, к Храму Богов-Близнецов, Атва и Вулуа. Там она что-то сказала Верховной Жрице Храма – высокой сухопарой Тхар – и обратилась к Пенте:

– Снимай-ка платье.

И выпорола девочку пучком тростниковых стеблей, которые, ломаясь, оставляли неглубокие, но болезненные царапины. Пенте терпеливо перенесла наказание, молча глотая слезы. Потом ее отослали к ткацкому станку и оставили без ужина. Весь следующий день она также должна была обходиться без еды.

– Если тебя еще раз увидят на «людской стене», – сказала Коссил, – наказание будет куда более суровым. Ты поняла, Пенте? – Голос Коссил звучал недобро.

Пенте ответила едва слышно и скользнула прочь, ежась и вздрагивая, потому что грубая шерсть платья касалась свежих царапин на спине.

Ара все время стояла рядом с Тхар и смотрела, как наказывают ее подругу. Теперь она молча следила за тем, как Коссил смывает с истрепанных тростниковых стеблей кровь.

– Не годится, чтобы ты бегала повсюду с остальными девчонками и забиралась куда не положено. Ты – Ара! – строго сказала ей Тхар.

Девочка мрачно молчала.

– Будет лучше, если ты не станешь нарушать правила Святого Места, ты все-таки будущая жрица. Ты – Ара!

На мгновение девочка подняла глаза и глянула в лицо Тхар, потом в лицо Коссил, и такая ненависть, такой гнев были в ее глазах, что обеим стало страшно. И все же тощая жрица ничуть не смутилась; она, пожалуй, была даже довольна и, наклонившись ближе к своей воспитаннице, почти прошептала:

– Да, ты действительно Ара. Ты – Единственная. И прошлое твое поглощено целиком.