Григорий Распутин - стр. 13
Однако все размышления упирались в непробиваемую стену на первом же пункте. Потому как для начала, мне нужно привести себя в человеческий вид. То есть, раздобыть одежду, помыться, причесаться, пожрать, в конце концов. Не ворованный хлеб, который тяжелым комком падает в желудок, а что-то нормальное. Пока я выгляжу как самый настоящий голодранец и побирушка, наладить жизнь будет достаточно сложно.
Вот с этими мыслями я и сидел в подворотне, пытаясь как-то слепить их в кучу. Ветер гулял по узкому проходу, пробирая мое тело до самого нутра. Он нес с собой запах гнили, сырости и тревоги.
В итоге, усталость и пережитые события взяли верх. Я провалился в тяжелую, беспокойную дрему, но ненадолго. Меня разбудил свет фонаря, ударивший прямо в глаза, и чей-то грубый голос:
– А ну, вставай! Чего разлегся? Ты погляди-ка, совсем страх потеряли…
Я с трудом разлепил тяжелые веки, поднял голову и посмотрел вверх.
Надо мной возвышалась грузная фигура в полицейской форме. Судя по всему, это был городовой.
Взрослый мужчина лет сорока пяти, крепко сбитый, с внушительными густыми усами, делавшими его отдаленно похожим на покойного императора Александра Третьего. Лицо под фуражкой было обветренным, красным, а взгляд тяжелых глаз – суровым и непроницаемым.
Ясно… Бывший вояка. Сто процентов. От него этим военным духом и твердолобостью разило за километр. А значит, договориться не получится, даже если очень постараться.
Я мог бы, конечно, рыдать, причитать и рассказывать про несчастную жизнь. С этой точки зрения возраст моего нового тела крайне удобен. Ноющий взрослый мужик – рискует отхватить по роже. Ноющий паренек – чисто теоретически, может вызвать желание помочь.
Но конкретно этому господину точно будет искренне плевать и на рассказы, и на рыдания. Такие упрямые солдафоны все делают по уставу.
– Кто таков? Почему здесь?
Я молчал, не зная, что ответить. Имя «Ванька» вряд ли его удовлетворит, а других вариантов у меня не было и быть не могло. Правду говорить точно не собираюсь. Упекут в какой-нибудь сумасшедший дом для нищих. А это – хреновое сочетание – психи и бедность.
К тому же, я хоть убей, не мог вспомнить, в начале века вообще были какие-нибудь документы у граждан, или как в советском мультике, лапы и хвост – вот мое удостоверение личности. Хватит ли городовому просто моего слова?
Дело в том, что специализация у меня – Отечественная История Нового и Новейшего времени, а значит, все, что было после революции, знаю хорошо. Но это сейчас вообще ничего не решает, потому как нахожусь я в Российской Империи, а это точно ДО революции.
Слава Богу, хоть не во времена Ивана Васильевича закинуло. Там вообще мне был бы трындец.
– Молчишь? Выходит, бродяга… Или воришка? – Городовой бесцеремонно схватил меня за шиворот и рывком поднял на ноги. От него отвратительно несло луком и махоркой. – Пойдем-ка в участок, там разберутся. Тем более, я тебя тут впервые вижу. Своих всех наперечет знаю. И они меня, само собой. Вот так запросто у доходных домов купца Лыкова никто себе ночлежку не устроит. Шевелись!
Сопротивляться было бесполезно, учитывая, что в весовой категории я городовому явно проигрываю. А бежать, если честно, просто не имелось сил. Набегался, спасибо.
Да и потом, где-то в глубине сознания мелькнула мыслишка: в участке, наверное, тепло. Там, наверное, можно будет поспать. В конце-концов, меня же не на месте преступления поймали. Просто городовой решил со своей территории убрать левого босяка.