Григориан Подмосковный и другие мистическо-юмористические рассказы на бытовые и философские темы - стр. 26

– Знаешь, это мне Огурцова напоминает!

– Какого Огурцова?

– А фильм такой был – Карнавальная ночь называется. Там тоже повестку вечера редактировать пытались!

– Глумишься надо мной? – взвизгнул отец Аркадий. – Еще раз повторяю: требую отменить постановку, а сценарий порвать немедленно! Отвечай!!!

– Я тебе отвечу коротко, по-военному, невозмутимо изрек подполковник, и хорошо поставленным командирским голосом адресовал попа на три известные буквы.

Батюшка, встал со стула, взмахнул руками, как будто хотел заехать подполковнику по морде, но, воздержавшись и от рукоприкладства, и даже от матерной тирады, сказал:

– Бесовское отродье! Многогрешная гнида! Гореть тебе в геене огненной! Там будет плач и скрежет зубовный!!!

И удалился, хлопнув дверью.

Анатолий Иванович продолжал спокойно сидеть за столом. «И откуда это у души – зубы?» – процитировал он вслух мысль Пелевина. Но тут дверь снова открылась и из-за нее показалось перекошенное от злобы брадатое лицо батюшки.

Анатолий Иванович подумал, что «отец», вероятно услышавший его последнюю фразу, призвав превеликое благомудрие свое, сейчас как-то разъяснит этот казус с зубами, но тот что было сил рявкнул:

– CУКА!!!

И еще сильнее захлопнул за собой дверь. Послышался конский топот по лестнице – батюшка стремительно спускался вниз.

– Ушел, можно выходить! – сказал Анатолий Иванович испуганным коллегам.

В конечном итоге, в назначенный час представление состоялось. Идолы славянских богов полукругом расставили по сцене. Самое почетное место, как бы в президиуме, занял главный бог – Перун. По обе стороны от него стояли богиня вечной жизни Джива и богиня плодородия Макошь, далее «заместитель» Дажьбога – тоже бог солнца Хорс, а также бог свирепого ветра и плохой погоды Поздвизд. Зачем Зелигер дал им последнего, никто не понял, но раз есть – надо использовать.

Сам Дажьбог находился в центре полукруга и ему воздавались различные почести. В какой-то момент все затихли, а одна из девочек вышла вперед и с чувством продекламировала:

«Славим Дажьбога! Да будет он нашим покровителем и заступником! И покровителем плодов на полях! Он траву дает скоту нашему во все дни! И коровы умножаются, и умножаются зерна в житницах! И меду он не дает забродить! Он бог Света! Славьте Сварожича, отрекающегося от Зимы и текущего к Лету! И ему мы славу поем, поскольку он – отец наш!»

Услышав эти слова, наблюдавший за лицедейством отец Аркадий стал пунцовым от злости. Если бы он был собакой, то ощетинился бы с ног до головы и зарычал. Но поскольку собакой, по меньшей мере, в прямом смысле он не был, ему оставалось лишь скрежетать зубами. Даже матом выругаться он не мог, так его окружал народ, немалая часть которого полагала, что православному священнику материться не подобает.

Впрочем, присутствующие не обращали на батюшку никакого внимания. Гораздо более заметным оказалось резкое изменение погоды, которое произошло за время детского выступления, длившегося не более 15 минут. Изначально погода была пасмурной, однако поднялся ветер, облака на небе раздвинулись, и, точно откликаясь на наивные просьбы детей, выглянуло яркое солнце. Полированный Дажьбог на сцене торжественно засверкал деревянной лысиной.

Народ обрадовался, однако греться ему предстояло отсилы с полчаса. Затем небо снова затянулось тучами, пошел дождь, а дальше разразилась мощная весенняя гроза, что осложнило проведение праздника. До вечера погода продолжала меняться с калейдоскопической быстротой, совершенно нехарактерной для этих мест. А поскольку накануне прогноз погоды обещал «без осадков», в конечном итоге большинство народу пришло домой основательно промокшим, так как зонтов с собой никто не взял.