Гридень. Начало - стр. 15

Сразу было понятно, что происходит. Спиридон «спиридонил» купель, тазик для крещения, у Ильи, да был раскрыт в своем злодеянии. Так что? Уходить и оставлять Спирку, по отношению к которому просыпалось чувство опеки, или встревать? Послушались глухие звуки, которые недвусмысленно сообщали, что Спирку бьют и уже ногами.

Этот мир жесток, не менее, может и более того, который я потерял. Нужно соответствовать. Ну, право словно, не тварь же я дрожащая, чтобы бежать от опасности. Что ж, руки-ноги уже послушны мне, пора и зубы показывать.

И что делать? Я имею ввиду, что делать со Спиркой, когда все-таки выпутаемся из ситуации? И вообще, кто из нас юродивый? Я, который обнес хату лжепопа, ни разу не попавшись на грабеже и уже спокойно собирающийся уходить, или Спиридон, который поднял шум? Ответ кроется в самом вопросе.

– Вот нужно мне все это? – сказал я и решительно вышел во двор.

Посмотрев с некоторой тоской на коней, что были привязаны у крыльца, я спустился с незамысловатого крыльца в три ступени, обошел срубной дом и предстал во всей красе. На меня не сразу обратили внимание, все же был вечер и от дневного света уже почти ничего не оставалось, лишь вдали, через кучные облака проступали проблемки от алеющего заката.

Но я увидел все, что было нужно. Четыре мужика остервенело били Спиридона и главным «ударником» был лжепоп Илья. Решение принято, но оно могло быть иным. Здесь и сейчас многое решается в моей жизни. Есть такое ощущение.

Вот прямо сейчас я мог выйти из дома, за которым особо никто и не смотрит, взять коней под уздцы и все – вольный, как ветер в Диком поле, обдувающий ягодицы половецкому хану. Но стоит ли разбрасываться теми, кто мог бы мне помочь освоиться в обществе? Да и, честно сказать, руки чесались до жути. И одна из качественных «чесалок» – это гнилые зубы Вершилы.

– И чего это вы, люди добрые, мальчонку забижаете? – сказал я, стараясь хоть в малом выдерживать стиль общения, которым, как мне кажется уже чуть проникся.

При этом я несколько забылся и о том, что сам в годах младше, скорее всего, Спиридона. Но по физическим показателями, да, он малец.

– Во те, Христос Спаситель, и ентот тут. Ты что, тать? Обворовать меня решил? Глянь, люд честной, колита у него моя! – кричал Илья, перестав лупить железякой на веревке лежащего без движения Спиридона.

Железяка, значит, это тут такое кадило.

– И сказал Христос: «А я говорю вам: если кто-то рубаху желает у тебя отсудить, пусть забирает и плащ», – вырвалась у меня фраза из Нового Завета.

О как, оказывается! А я подкованный в вере. Это хорошо.

– Бейте его! Бесовский он! – закричал Вершило, который встал рядом с лжепопом Ильей.

Я улыбнулся. Бить дьячка – это одно, а вот на меня нападать не спешили. Многие отворачивали глаза, но один взгляд, внимательный, жесткий, я почувствовал. За спинами толпы из человек сорока, которые высыпали из церкви посмотреть на избиение Спиридона, был кто-то, кто изучающе на меня смотрел и выжидал, не проявлял себя.

Я не экстрасенс какой, хотя от этого мира, где я очутился, можно было ожидать чего угодно, хоть и появления сверхспособностей. Но всегда чувствую взгляды, ощущаю интерес к себе. Может быть, это последствия пребывания на войне, или увлечения психологией, которую, наряду с большим количеством иных направлений и наук, стал самостоятельно изучать до подписания контракта. Я, словно зверь, чувствовал отношение к себе, вот Спиридон, он кажется безобидным, а тот взгляд, который продолжает меня прожигать, он опасный.