Грибник с нашей заброшки - стр. 4
– Ну, Альфунь, от кого мы так сиганули? – вырвалось у меня все еще взволнованно, на частом дыхании.
Вокруг стало совсем тихо. Даже комары пропали. Неслышно было возгласов компании брата. Только поднялся ветер, и шелестели листья на деревьях. Я все смотрел на яблони. Мне казалось, там кто-то был. Провалиться мне на месте! Дерево раскинуло ветви и машет мне, зовет меня. Я попятился назад, не веря своим глазам. В следующее мгновение побежал к дому. Альфа бежала впереди меня.
Дом наш был недалеко, в километре от «аллеи». Мы добежали быстро. Я открыл калитку, пропустил собаку вперед, сам вошел следом и запер калитку на ключ, который лежал под крышей Альфиной будки. Прицепил Альфу и сел с ней рядом на поддоны.
– Альф, что это было сейчас? – рассуждал я, держа голову руками. – Я видел живое дерево. Я, сумасшедший. Надо спросить у бабушки, есть ли сумасшедшие в нашем роду. Может, я слишком много играю в видеоигры и у меня перегрелась крыша. Так бывает. А, я – фантазер. В бабушку, наверное. Она тоже сказочница. На каждом шагу придумывает байки, сказки. У писателей бурная фантазия. Надо будет написать когда-нибудь об этом сказку. Когда-нибудь. Когда меня выпустят из дурдома, – снова расстроился я, вспомнив, как меня манило дерево. Кажется, я даже видел его корявое потрескавшееся лицо. Оно изгибалось, изображая крик. А может, это было всего лишь дупло? – Все, Альфа. Мы с тобой не гуляем больше. Хозяин спятил. По крайней мере, надо время, чтобы прийти в себя, убедить себя, что все это мне показалось. – С этими словами я потопал домой, оставив Альфу наедине со своими мыслями на этот счет.
– Главное, никому об этом не говорить, – сказал я себе, разуваясь на крыльце.
Мимо бабушки не пройдешь незамеченным. Лестница на второй этаж проходила через гостиную, а гостиная была совмещена с кухней. Так что я попытался не скрипеть, когда поднимался, но не вышло: четвертая ступенька, как всегда предала – противно скрипнула.
– Никитка. Никитка, руки помыл? – остановила меня бабушка.
– Нет, – спиной ответил я ей, замерев на месте.
– Пойдем, помой на кухне, и перекусим, – протараторила бескомпромиссно моя татарская бабуля. – Я позвонила Артемке, сейчас тоже будет.
– Сейчас, через час, – пробубнил я, купая руки под струей теплой воды.
Сели за стол. Бабушка раскрыла передо мной глиняный горшочек с пшенной кашей, вытащенной из духовки, приготовилась накладывать мне в тарелку.
– Бабушка, – спросил я неожиданно, – а почему военную часть забросили?
– А кто его знает? Поговаривали, что тут много человек начало умирать, неизвестно, почему.
– Что значит «тут»?
– В части в этой. Солдаты, офицеры. Начали помирать, и все.
– А почему?
– Почему, неизвестно. Приезжали ученые, военные, исследовали, преследовали, а ничего не выявили. А через полгода закрыли часть. Резерв, говорят, теперь.
– Бабушка, а когда закрыли часть, никто не умирал больше?
– А кому умирать? Часть пустая. В ней не живет никто.
– Ну, ничего странного больше не происходило?
– Нет, вроде. Хотя сосед наш Касим-абы, ты знаешь его, через три дома от нас живет.
– Ветеран?
– Да, ветеран, он контуженный с войны еще, да и лет ему уж под девяносто. Когда он моложе был, рассказывал, что грибника одного и того же видит возле берез. Что тот, мол, тоже фронтовик, что ищет не грибы, а свои медали.