Грешник - стр. 33
Да кого я обманываю? Даже если решит от мужа не уходить – заставлю. Не любит – вытерплю. Не верит – переживу, лишь бы рядом была.
– Ко мне пойдем, – потребовала она, когда мы вошли в лифт.
– Нет, – прижался к ней всем телом, наплевав на парочку соседей, явно ошарашенных нашей близостью. – Там не твой дом, мы пойдем ко мне. И, если ты моя, если решилась, то мы соберем твои вещи, и ты переедешь. Сегодня же! И сообщишь ему все, не станешь ждать возвращения.
– Но…
– Это не просьба, – отрезал, и вытащил из лифта.
Руки тряслись, как у малолетки. Еле с замком справился, не верится, что сейчас ее в квартиру заведу, и сделаю своей так, как мечтал хренову тучу лет. Саша стояла, и терпеливо ждала. Она вообще понимает, что сейчас произойдет?
Даже если и не понимает, назад нет дороги.
Едва в коридоре оказались, прижал ее к себе. И поцеловал – грубо, на грани насилия, но я ждал ее губы целую вечность. Сейчас напиться не мог, мучимый жаждой, и терзал, сминал, пожирал ее рот.
– Назови мое имя, – потребовал, оторвавшись.
И Саша послушно прошептала:
– Дэээн, – и всхлипнула.
Потянулась ко мне уже сама, зарылась руками в волосы, и в этот момент никого счастливее меня, уверен, не было на свете. Руками ее тело сжимал, упиваясь ее близостью, ее запахом. Нежнее бы, ласковее, да не могу.
– Хочу тебя, маленькая моя… сдохну сейчас… хочу, – шептал, перемежая слова поцелуями, на которые она отвечала.
Дико, страстно, не сдерживаясь.
Она меня хочет, дьявол, она хочет меня! Моя Саша, в которую всю жизнь влюблен, на которую дрочил ежедневно, и даже не думал, что вместе будем. Она. Хочет!
– Идем скорее, – она ударила меня по рукам, и, рассмеявшись, понеслась ко мне в спальню.
Мимо пепельниц с окурками, оставленными на полу тот тут, то там. Мимо пустых бутылок, мимо всей этой грязи, в которой ей не место. Остановилась у дивана, скривилась мимолетно от запаха чужих духов, и вызывающе на меня взглянула.
А затем быстро стянула с себя одежду.
И я задохнулся от восторга. Она идеальна! Тяжелая, сочная грудь, округлые бедра и талия, которую ладонями обхватить можно. Простое белое белье, без кружев и излишеств. Черные волосы спадают на белый бюстгальтер, оттеняя сливочную кожу. И ни грамма косметики, сейчас Саша выглядит младше меня, девчонкой совсем.
– Ты обещал показать мне татуировки. Дай я раздену тебя, – она преодолела расстояние между нами в один шаг, и скользнула ладонями под мою футболку.
– Тебе не стоит видеть, – покачал головой, перехватывая ее руки. – А вот на тебя я хочу смотреть, ты идеальна, знала бы ты, как ты красива.
Не поверила, и снова за футболку дернула. Яростно, сердито. Разозлилась, хорошая моя, что сам не собираюсь раздеваться.
– Шрамы? Я почувствовала их, это ничего, Дэн, – сказала упрямо.
– Это ты так думаешь. А я себя в зеркале видел, тебе не стоит.
И знал, о чем говорил. Шрамы шрамам рознь, а я, когда в колонию попал, был малолеткой – дерзким и борзым, диким. И правил не знал, за что и поплатился. Не раз платился, лицо ведь не трогали. А вот исполосовать, мясо выдрать, и наживую зашить, а потом в карцер кинуть – такие метода практиковались часто. С такими, как я.
На спине, на груди и животе не просто глубокие борозды, там месиво. Зажившее как попало, и ни одним лазером, и одной операцией этого не исправить. Урод, настоящий Франкенштейн, а Сашу просто стошнит, если увидит.