Грешник - стр. 2
Я открываю глаза и вижу понимающую печальную улыбку Элайджи. В тот день он тоже был там, в тот день, когда крепкая дружба наших семей превратилась в нечто совсем иное – холодное и отчужденное. Но мы остались близки. Мы сдружились еще в детском саду благодаря нашему увлечению «Черепашками-ниндзя», а это связь на всю жизнь. Но остальные члены наших семей отдалились друг от друга, как будто не было двадцати лет совместных барбекю, настольных игр по вечерам, присмотра за детьми, пижамных вечеринок и игр в карты до поздней ночи с вином для взрослых и легкими перекусами для детей, которые мы незаметно от родителей проносили вверх по лестнице в свои комнаты.
– Все в порядке, – отвечаю я. И это ложь только наполовину, поскольку, даже если доктор Айверсон напоминает мне о том дне – об ужасной дыре, которая образовалась в моем сердце после смерти сестры, – мы всегда вежливы друг с другом при встрече, которые случаются довольно часто в таком маленьком городе, как этот.
– Кстати, отличное мероприятие, – добавляю я, в основном, чтобы сменить тему. Разлад между Айверсонами и Беллами – это старая рана, а Элайдже и так достаточно волнений на сегодня. Это его первая вечеринка в качестве координатора мероприятий в центре Кауфмана после того, как он ушел из картинной галереи, где начинал свою карьеру, и я знаю, что он очень переживает, чтобы сегодняшний вечер прошел успешно. К тому же это единственное мероприятие в году, которое посещает его отец и все коллеги его отца… И я отчетливо вижу морщинки от усталости и стресса на лбу и вокруг рта Элайджи.
Он слегка кивает, окидывая зал глазами цвета виски. Практичным, решительным взглядом и квадратной челюстью он как две капли воды напоминает своего отца – высокого, чернокожего и красивого. Но если доктор Айверсон обычно хмурится, Элайджа всегда улыбается и всегда в хорошем настроении.
– Кажется, пока все проходит без происшествий, – говорит он, продолжая осматриваться по сторонам. – За исключением того, что я потерял свою пару.
– Ты привел с собой пару? – интересуюсь я. – И где же он?
– Она, – ухмыляясь, отвечает Элайджа, а затем смеется мне в лицо, потому что он перестал ходить на свидания с девушками еще в колледже, когда объявил всем о своей нетрадиционной ориентации. – Шон, я шучу. На самом деле это…
Элайджа не успевает договорить, потому что к нему подбегает встревоженная женщина в униформе фирмы, обслуживающей банкеты, и размахивает таблицей рассадки. Они о чем-то бурно перешептываются, и, тихо выругавшись, Элайджа извиняющимся жестом машет мне и убегает, чтобы уладить возникшую за кулисами благотворительного вечера проблему, оставив меня наедине с моим виски. Я снова бросаю взгляд на доктора Айверсона, который пристально смотрит на меня. Он кивает, и я отвечаю тем же, и от меня не ускользает выражение сдержанного сочувствия на его лице.
Мне прекрасно известна причина этого сдержанного сочувствия, отчего грудь сдавливает словно тисками.
«Возьми себя в руки, Белл, и продолжай праздновать свой успех». Вот только желание праздновать внезапно пропадает. Мне хочется еще виски и глоток свежего воздуха, и даже с огромной стеклянной стеной, открывающей вид на сверкающее небо над городом, я испытываю клаустрофобию и неприятное беспокойство, да еще и пронзительная мелодия струнного секстета в углу становится невыносимо громкой, заполняя собой каждую нишу и балкон. Отчаянно, почти вслепую, я пробираюсь к двери, ведущей на террасу, мне просто нужно выбраться наружу…