Грех во спасение - стр. 43
– И что же? – Маша прижала руки к груди и со страхом посмотрела сначала на жениха, потом на Владимира Илларионовича. – Кто-то разоблачил вас?
– Вовсе нет, – Алексей печально вздохнул, – просто Митя наотрез отказался бежать. Он, видите ли, уверен, что в тайной полиции непременно дознаются о моей роли в подготовке побега, и он не желает рисковать моей судьбой. – Алексей разочарованно махнул рукой. – А ведь все складывалось так удачно! – Он опять отошел к окну и, присев на широкий подоконник, принялся рассказывать о плане побега, который ему предложил один из унтер-офицеров, тюремщиков Мити.
Это был как раз тот солдат, что помог Алексею в свое время пробраться в каземат к Мите. Каким-то образом он разузнал адрес его городской квартиры и караулил его два дня подряд, чтобы сообщить о своем желании спасти Дмитрия Владимировича от наказания. По его словам, тюремщики жалели Митю и в последнее время, когда того перестали вызывать на допрос, стали ночью выводить его на прогулку во двор около куртины или в сени, если шел дождь. А когда вечером куртину запирали и часовые могли не бояться обхода крепостных офицеров, Мите позволяли встречаться и разговаривать с заключенным Спешневичем, поляком, опубликовавшим в одном из английских журналов пять или шесть стихотворений, в них он назвал российского императора великим палачом. Стихи были напечатаны под псевдонимом, но тайной полиции не составило труда докопаться до истины и узнать, кто скрывается под подписью «Неистовый Лях». Суд был скор и без колебания вынес соответствующий приговор.
Сентенцию Спешневичу прочитали две недели назад, и теперь он, в ожидании отправки в Сибирь, получил некоторые послабления: ему позволили несколько раз встретиться с родными в комендантском доме, правда, в присутствии плац– адъютанта, а также получить от них новое платье, белье, книги. А в день рождения поляка его сторож принес им в каземат бутылку шампанского, и впервые за все время пребывания в крепости Митя хохотал от души над веселыми рассказами Спешневича о своем бывшем соседе, старике еврее, и его любвеобильной молодой жене.
С помощью того же сторожа Янек Спешневич брал по абонементу во французском книжном магазине книги Вальтера Скотта, Фенимора Купера и других известных писателей и делился ими с Митей, которому в подобном удовольствии было отказано.
Все эти события несколько улучшили настроение Мити, и он перестал думать о своем будущем с мрачной безысходностью смертника, ибо понял, что ему отчаянно хочется жить!
Однажды вечером к нему зашел дежурный унтер-офицер. Его и гвардейца-инвалида Митя выделял особо из своих тюремщиков за сострадание и услужливость. Спросив Митю, не надо ли ему чего, и получив ответ, что тот ни в чем не нуждается, унтер-офицер не ушел, а продолжал переминаться с ноги на ногу, словно хотел что-то сказать, но никак не мог решиться.
– Жаль мне вас, барин, от всего сердца, – сказал он наконец, предварительно проверив, не подслушивают ли его из коридора, – и очень хотелось бы вам помочь, чем могу, конечно, а могу я многое, смею вас заверить. Ежели пожелаете вырваться из этих стен и уплыть на корабле в Англию, я помогу вам с величайшим удовольствием.
– И каким же образом, любезный? – спросил его Митя с явным недоверием.