Грех извне - стр. 33

Священник спустился с возвышения, неся чашу перед собой на вытянутых руках. Священную бронзы он касался через белый платок, дабы не запачкать металл нечистыми мыслями. Ведь даже такие люди не без греха. С них больший спрос.

Начав читать очистительное заклятие на языке столь древнем, что из присутствующих его никто не знал, священник подходил к каждому воину. Он останавливался, просил назвать имя, признаться в проступках и желании очиститься. Хотя бы на искренность не проверял. До таких глупостей не было времени, а желания проверять искренность раскаяний священник не проявлял. Пожертвованное Лагором серебро помогло забыть о незначительной детали.

Лагору требовалось быстрее избавиться от воинов, снять с себя связующие оковы. Ведь клятва тяготила не только воинов, но и самого начальника. Он в ответе перед Хранителем за всех тех, кого вел с собой.

Назвавшись, изображая покаяние, каждый воин отпивал из чаши. Священник продолжал читать заклинание. Голос его уверенный, сильный. Произносимые слова обладали внутренней силой, скрытые непознаваемостью.

Два тяжелых глотка. Воин с трудом проглатывал жидкость и пытался отдышаться.

Речь священника успокаивала Назгала, но немного пугала реакция старших товарищей. Назгал украдкой следил за происходящим перед ним. В тайне надеялся, что до него очередь не дойдет. Он ведь не настоящий воин. Рекрут. Еще не успел нагрешить, не считая въевшейся в древко копья крови. Так не он убийца.

Заклинание не прерывалось, священник говорил на вдохе и выдохе. Редкое мастерство. Останавливал речь, вставая перед следующим воином. Так он повторил восемь раз. Лишь Борд с легкостью проглотил ритуальное питье. Опытному воину не раз приходилось употреблять подобное. От выпитого его лицо разрумянилось, а глаза заблестели. Он тяжело выдохнул и покачал головой, словно от удовольствия.

Обогнув старого воина, священник направился к рекруту. Заклинание переходило на последнюю фазу, чувствовалось приближающееся окончание речи. Священник остановился перед пареньком, поставил точку в тягучем песнопении.

– Назовись!

– Назгал. Отряд Эснина Лагора. Рекрут.

– На тебе есть кровь?

Хоть Назгал слышал восемь раз этот вопрос, обращенный к другим воинам, все же замешкался. В чем смысл вопроса? Кровь, что он пролил? Или кровь, что попала на него? А может, та кровь, пролитая из его жил?

– Есть, – лучше ответить как все.

– Ты раскаиваешься в сотворенных делах, осуждаемых Хранителем нашим?

– Искренне раскаиваюсь! – голос Назгала дрогнул, в нем появились слезливые нотки.

– Пей!

И Назгал выпил, единым махом, как делали остальные. Жидкость обожгла нутро, провалилась внутрь. В живот она упасть не смогла, застряла где-то по пути. Назгал закашлялся, глаза заслезились. Паренек прикрыл рот, боясь, что выплюнет ритуальное питье. Боялся, что Хранитель не принял его слов и теперь карает осуждаемым пламенем.

Глотка горела, в рот будто кусок пареной репы положили. Только вынутой из костра.

Но священник не оскорбился, не накинулся на паренька с бичеванием за грехи. Он только отступил на шаг, кивнул и даже улыбнулся.

– Очищение не дается легко, – это была первая фраза, что он употребил после заклинания, стремясь поддержать молодого. – Старайся не прибегать к этому столь часто, как старшие твои товарищи. Глянь на них, путь их труден и жесток. Жизнь не в трудах во славу Хранителя, а в горечах.