Гребень из рога единорога - стр. 3
– А ты, давай, не выпячивай свой городской гонор. Если Морге сказала, что нет такого гребня на свете, значит, нет его. Ни в лунном, ни в подлунном мирах.
– Э-э-э… Да?
– И не сомневайся, болезный. Но если принесёшь травок, то я тебе по секрету шепну, где можно пошукать. Не отчаивайся, ведь ещё неизвестно, кому из вас боле повезёт – тому, кто добудет руку и сердце принцессы, или тем, кто «пролетит»…
Колдовское урочище неожиданно проявляется резким контрастом с прочим лесом – патриархальная идиллия белесых берёзок сменяется унылой серостью иссохших осин; низкорослую травку с весёлыми цветочками вытесняет режущая ноги высокая осока; а вместо боярышника и малины повсюду лишь кусты дикого, ощетинившегося острыми иглами, шиповника. До того сопровождавший мой путь разномастный птичий переклич словно обрезает ножом – здесь только давящая тишина. Изредка распарываемая дикими воплями засевшей посреди болота сумасшедшей банши, которую в её помутнении рассудка можно понять – оптимизма и веры в прекрасное будущее этот унылый пейзаж не вселяет.
Морге описала нужную травку, как торчащий из болотных кочек пучок узких зелёных стеблей – типа, увижу, сразу пойму о чём речь. Болотные кочки я уже наблюдаю, но никаких зелёных стеблей на них. Лишь пожухлая травка, словно из черноты болотных вод торчат многочисленные стариковские макушки с редкими мокрыми волосами. Сами же старички сидят тихо в воде и не отсвечивают. Точнее, отсвечивают, но только своими лысыми макушками. Приходится скрепя сердце лезть вглубь болота, прямо в гости к банши. А та, словно почувствовав появление незваного гостя, замолкает.
Заправским тушканчиком некоторое время перепрыгиваю с кочки на кочку… Пока на одной из скользких макушек левый сапог предательски не съезжает в сторону, и, потеряв равновесие, я ухаю по пояс в воду. Чертыхаюсь в голос – допрыгался, болезный. И тут… Как молнией ударяет – да это же не вода! Чувствую, как некая тварь хватает омерзительно мягкими губами за ноги. Проклятье! Я, оказывается, барахтаюсь прямо в пасти какого-то болотного чудища. Уже мысленно прощаюсь и с ненайденным гребнем из рога единорога, и с принцессой, которая с полкоролевством в придачу, и… Много ещё с чем прощаюсь… Как вдруг эта тварь, словно распробовав что-то неприятное во мне, с омерзением выплёвывает на кусочек суши посреди болотной трясины. И я некоторое время бездвижно лежу, не веря своему счастью… Как вдруг:
– Хозяи-ин… Чего разлёгся-то? Хоть бы воду из нас вылил. Да носки не грех поменять уже давно.
– Конечно, ему-то что – это же прямо в нас носки с их трёхнедельной «свежестью» запихивают!
Растерянно озираюсь, стараясь понять, кто тут такой привередливый оказался со мной на островке.
– Хозяи-ин… Куда… Ну, куда ты смотришь? Мы внизу…
Я смотрю себе под ноги и понимаю, что это разговаривают мои собственные сапоги!
– Э-э-э, Как это? – растеряно спрашиваю у своих… Сапог?! Сума сойти можно! – Я же вас покупал безгласными!
– Здрастье… И что? Нам теперь и поговорить нельзя?
От местных сказочных закидонов голова идёт малым кругом – сама собой разговаривающая обувь! И это при полном отсутствии чего-либо похожего на рот.
– Хозяи-ин… Так и будем лежать? А гребень? А принцесса с пол… – хором тараторят чересчур уж разговорчивые сапоги.