Гражданская война в Испании 1936–1939 - стр. 72

Увы, нынче в Испании слишком много калек. Скоро их станет еще больше, если нам на помощь не придет Господь. Мне больно думать, что массовую психологию определяет генерал Мильян Астрай. Калека, лишенный величия Сервантеса, станет искать зловещего утешения, сея вокруг себя увечья. Генералу Мильяну Астраю захочется перекроить Испанию наново, и это будет отрицательное творение по его образу и подобию; вот почему он жаждет увидеть Испанию увечной, как сам ненароком дал понять».

Генерал не мог дальше сдерживать свою ярость. «Muera la inteligencia! Viva la Muerte!» («Смерть интеллигенции! Да здравствует смерть!») – вот и все, что слетало с его уст. Фалангисты подхватили его клич, офицеры выхватили пистолеты. Телохранитель генерала навел автомат на голову Унамуно, но это не помешало тому воинственно продолжить: «Здесь храм интеллекта, а я – его верховный жрец. Вы осквернили его священные пределы. Вы победите, потому что у вас более чем достаточно грубой силы. Но вы неубедительны. Чтобы убеждать, нужно то, чего у вас нет: разум и правота в борьбе. Полагаю, бесполезно призывать вас думать об Испании. – Он умолк, опустил руки и закончил тихо и обреченно: – У меня все».

Кажется, только присутствие жены Франко спасло Унамуно от немедленного линчевания, хотя, узнав о случившемся, ее муж пожалел, что его не пристрелили. Этого не произошло из-за мировой известности Унамуно и из-за реакции на убийство Лорки. Впрочем, Унамуно сам скончался через два с половиной месяца, удрученный и проклинаемый как «красный» и изменник теми, кого он раньше считал своими друзьями[251].

Бунт генералов зажег в стране множество локальных гражданских войн – впрочем, не они стали главной причиной крушения республиканского государства. Сутью неспособности власти справиться с кризисом был один решающий фактор: неизбежный паралич левоцентристского правительства перед лицом восстания правых с одной стороны и левой революции – с другой.

Была и другая причина – развал государственного механизма, когда многие его функционеры, от дипломатического корпуса до полиции, не говоря о вооруженных силах, поддержали националистов.

НКТ и ВСТ, на которые легли основные тяготы боев, быстро заполнили вакуум, создав на республиканской территории революционные организации. Единственным полноценным исключением была Баскония. «Там нет революционной ситуации, – отмечали очевидцы. – Угроза для частной собственности отсутствует»[252].

Численность двух союзов трудящихся резко выросло, отчасти из-за восхищения их делами, но в основном по чисто практическим соображениям: теперь они были властью. Скоро каждый из них стал насчитывать по 2 миллиона членов, что не может не удивлять, учитывая территориальные потери республики. Быстро росли также ПОУМ и Коммунистическая партия. Прирост численности коммунистов – до 250 тысяч за 8 месяцев – объяснялся привлекательностью для среднего класса их партийной дисциплины, возможностями для карьеры, боязнью перед арестами правых; точно так же левые вступали в Фалангу в зоне националистов[253].

В первые дни восстания Мадрид выглядел революционным городом – почти на каждой улице милиция ВСТ и НКТ проверяла документы. Обычно на милиционерах были темно-синие monos (подобие комбинезонов) и значки или цветные шарфы, обозначавшие их политическую принадлежность: черно-красные у анархо-синдикалистов, красные у социалистов и коммунистов. Невозможность или нежелание регулярно бриться придавали им облик дикарей (на взгляд иностранцев). При всех обязательно были винтовки. «Праздные молодые люди, – писал Асанья в дневнике, – вместо того чтобы воевать в окопах, позерствуют с боевым оружием на улицах, таская свои винтовки на плечах»