Гражданин - стр. 7
Но Бийянгма никому не говорил о своей мечте. Он лелеял и взращивал ее, холил и нежил так, чтобы, когда все-таки настанет подходящее время, эта мечта стала реальностью. Чтобы собраться с духом и хотя бы одним глазком взглянуть на ту чудесную страну, которая являлась пределом его мечтаний. Взглянуть одним глазком и остаться в ней насовсем – на меньшее он не был согласен. Эти мысли наполняли его и бурлили в нем, но он никогда не позволял себе хоть намеком, хоть даже неосторожным словом показать, что готов бросить все и отправиться на край света, чтобы достичь самого главного в своей жизни – осуществления своей мечты.
С кем он мог поделиться, чтобы собеседник мог понять его мечту? С сослуживцами, которые интересовались только тем, чтобы, кроме вполне достойной по местным меркам, зарплаты, которая, кстати сказать, уже позволила Бийянгме скопить достаточную сумму для его побега от опостылевшей действительности, получить еще где-нибудь хоть небольшую взятку? С родственниками, интересы которых не простирались дальше рынка в Ломе, и для которых эта Италия была дальше, чем Луна, ведь Луну хотя бы видно ночью, а Италию нет? С начальником, который за такие мысли мог не только вышвырнуть его на улицу и оставить без работы, но и обозвать подлым демократом и объявить в предательстве интересов страны?
Нет, стать личным врагом Эйадемы не желал никто. Судьба оппозиционеров, выступивших против диктатора, оставляла желать лучшего. Все помнили о событиях девяносто первого года – трехмесячное противостояние президента и премьер-министра, фактически превратившееся в войну, в результате которой Эйадема подчинил себе Коффиго и снова стал полновластным правителем, продолжая свою диктаторскую линию правления.
Эта война началось с создания Национальной конференции, которая должна была подготовить страну к демократическим выборам и оставить в прошлом авторитарный режим. Такие процессы происходили во многих странах Африки. Выборы премьер-министра, казалось, положили конец власти Гнассингбе, которой он безгранично владел уже двадцать шесть лет – уже больше четверти века. А это целых четыре шестилетних срока. Или пять пятилетних. Или шесть четырехлетних. Эйадема при этом остался президентом, но президентом, лишенным всякой власти – ведь вся исполнительная власть перешла в руки премьер-министра. И это совсем не устроило Гнассингбе, тем более, что в его руках был самый главный козырь – верная ему армия. Но что его разозлило больше всего, так это запрет на участие в выборах президента, назначенных на девяносто второй год. Жозефу Коффиго тоже было запрещено участвовать в них, но это ничего не значило для Эйадемы – он пришел к власти в результате военного переворота в шестьдесят седьмом году и не собирался отказываться от нее без боя.
Противостояние президента и премьер-министра сопровождалось вооруженными стычками на улицах и закончилось захватом радиостанции и штурмом резиденции премьер-министра.
Результатом этого противостояния стала гибель более двухсот человек, захват и полное подчинение Жозефа Коффиго и конец начавшихся было демократических преобразований. Слухи о расправе президента со своими политическими противниками уходили в массы и пугали людей, которые, в большинстве своем, заботились только о выживании в стране, которую в восьмидесятых называли маленькой африканской Швейцарией. Сосредоточенные в ее столице Ломе прибыльный порт, банки и бутики, зарубежные кредиты и крупные вложения иностранных компаний в развитие промышленности, позволяли так называть это маленькое, но гордое государство. Республика Тоголезия, в отличие от своих соседей не стремилась к строительству социалистического общества, а посему благосклонно принимала иностранные инвестиции и спокойно продавала все товары капиталистического мира своим соседям. Впрочем, все эти вложения, так же, как и оплата алмазами крупных партий оружия повстанцами Анголы, никак не влияли на благосостояние народа, а лишь набивали и без того тугой кошелек богатеющей элиты.