Гражданин начальник - стр. 47
– Вижу, – Пафнутьев взял снимок, всмотрелся в него. – Авось сгодится… Когда мотоциклиста поймаем, – он сунул снимок в потрепанную папку. – Помнишь, как обрывался на дороге след мотоцикла? Резко и навсегда. Мотоциклы, насколько мне известно, пока еще не летают… Куда он мог деться?
– А черт его знает? Скорее всего вкатили на что-нибудь… Другого объяснения не вижу.
– Вкатили? – с сомнением проговорил Пафнутьев. – Хлопотно это… И потом, что значит вкатили… Сначала должно быть торможение, потом остановка, кто-то должен с мотоцикла слезть… След в этот момент наверняка завиляет, появятся отпечатки подошв… А там ничего этого нет. Ладно, разберемся. Что еще?
– Кровь на заборе – третья группа. На левой руке у одного из мотоциклистов наверняка есть ссадина, содранное место… Что-то в этом роде. Эти охламоны с перепугу не вписались в поворот… Несколько метров они ехали вдоль забора и все это время от досок отталкивались.
– Это все? – уныло спросил Пафнутьев.
– На рукавах у преступников, на левых рукавах, должны остаться древесные занозы. Мелкие, почти незаметные. Их так просто не вытащить из ткани. И куртка оставила след на заборе… черная куртка из брезентовой ткани. И еще, Паша… Когда мотоцикл бросило на забор, один из седоков оперся ногой о землю. И оставил отличный отпечаток подошвы. Рубчатая подошва ботинка типа туристского… Если найдешь, доказать несложно, – Худолей протянул еще одну фотографию.
Пафнутьев взял снимок, всмотрелся в него и, не сказав ни слова, сунул в папку.
– Все это хорошо, – вздохнул он, – все это мило… Но у нас нет ничего, что помогло бы установить их самих.
– Я, конечно, извиняюсь, – перебил его Худолей, – но ты несешь чушь. Как это ничего нет?! А мотоцикл ни о чем не говорит? Рокеры-шмокеры тебя не интересуют? А обрез? А заряд? А прокладки? А связи бедолаги Пахомова? Эти убийцы, между прочим…
– Как ты думаешь, чем они сейчас занимаются?
– Водку пьют, – не задумываясь, ответил Худолей. – Тут и думать нечего. Все, кто достал водку, пьют. А кто не достал – маются.
– Да, кстати, – Пафнутьев поднял с пола портфель, не торопясь пощелкал замками и, порывшись в его глубинах, вынул бутылку водки. Как недавно Халандовский, он взял ее за самый кончик горлышка и поставил на стол. – Хотя ты во мне и сомневался… Однако же должен признать, что слов своих не забываю.
– Паша! – вскочил Худолей. – Паша… Представляешь, надежда в душе теплилась, слабая, гаснущая надежда… Но верить боялся. Как мы все-таки изверились, как обнищали духом! Как мало в нас осталось высокого и чистого! Если я когда-нибудь…
– Спрячь, – сказал Пафнутьев. – А то выгонят обоих.
– Да я мигом, да я… – Худолей сунул бутылку в карман, сверху на торчавшее горлышко натянув рукав, прокрался к двери, осторожно выглянул наружу. Убедившись, что опасности нет, выскользнул из кабинета, большими бесшумными шагами пробрался в конец коридора, где висели противопожарные ведра да топоры с крючьями, и нырнул в свою каморку. Там, пометавшись из угла в угол, он наконец сообразил сунуть бутылку в корзину для мусора, сверху набросал бумаг, от двери обернулся, чтобы убедиться в надежности тайника, а выйдя, уже не торопясь вернулся к Пафнутьеву.
– Паша, – торжественно сказал Худолей, – я твой должник по гроб жизни.