Грани безумия. Том 2 - стр. 82
Джанталья потянулся к нему прямо через подушку, и Лучано едва не отпрыгнул, но вовремя сообразил, что старик не настолько безумен, чтобы причинить ему вред. Точнее, безумен совсем иначе.
Он беспомощно поглядел на регалии – ключи от города, теперь это понятно. Цепь оттуда же, наверняка часть той древней цепи, которой когда-то закрывали бухту. Ну и бляха что-то такое означает, не зря же на ней крылатая ладья – герб Лавальи. Но что за бред, в самом-то деле! И почему остальные в нем участвуют, а не зовут целителей?!
И тут Риккарди впервые разомкнул губы:
– Грандсиньор Корнелли, возьмите у его высочества Лучано регалии. Мы все были свидетелями, что их передали с должным почтением и приняли как положено. Бальтазар, друг мой, твой внук нуждается в объяснениях.
Что-то дрогнуло в самом воздухе зала, и все разом изменилось. Пожилой синьор, словно спохватившись, церемонно и учтиво забрал у Лучано барготову подушку, из той же боковой двери как по волшебству появилось легкое удобное кресло для старика Джанталья, и двое грандсиньоров помоложе помогли принцу в него сесть. Второе кресло оказалось рядом с Лучано, и он, повинуясь выразительному взгляду хозяина Джермонто, покорно в него опустился. Ясно было одно: никакой речи о Беатрис не идет, и это прекрасно! А вот все остальное… Ему показалось или Риккарди всерьез назвал принцем его самого?! И внуком Джантальи?
– Выслушай меня, Лучано, – торопливо заговорил Джанталья, жадно вглядываясь в его лицо, благо их кресла поставили друг напротив друга прямо перед тронным возвышением.
Остальные синьоры, как и два младших принца Риккарди, так и остались стоять, между прочим, отчего Лучано чувствовал себя еще неуютнее. Барготов этикет…
– Выслушай меня… – повторил Бальтазар Джанталья с той же виноватой беспомощностью и потер лицо ладонями. – Это так сложно объяснить… Мой сын Алессандро… Долгое время он был бездетен. У меня было три сына и две дочери, но… мой род несчастлив! Паоло и Энцио не дожили до двадцати – одного унесла черная лихорадка, второго отравили…
«Насчет черной лихорадки я бы тоже не был уверен, – отстраненно заметил Лучано про себя. – Знаю яд, который в точности ее имитирует».
– Амелия и Розабелла вышли замуж, но… Амели, бедная моя девочка, умерла родами… Розина угасла несколько лет назад бездетной… Остался только Алессандро, старший, мой первенец и наследник, мой сынок… – Потянувшись вперед, Джанталья схватил Лучано за рукав и заговорил еще быстрее, то и дело судорожно сглатывая, как будто слова его душили: – Я любил сына, клянусь Всеблагой! Моего единственного мальчика, радость моего сердца! Я любил его как никого другого, я позволял ему все, старый дурак! Он привык, что я ни в чем ему не отказываю! Он любил жизнь, любил все ее радости: вкусную еду, вино, красивых женщин, особенно женщин… Я даже позволял ему признавать бастардов, а к его семнадцати годам их было уже пять. Я бы только радовался, поверь, nipotino, я бы радовался, если бы это были здоровые крепкие малыши! Первый был горбат и умер вскоре после рождения, второй родился с заячьей губой и тоже долго не протянул, мы похоронили его через несколько месяцев, третий прожил всего неделю… четвертый…
Старик затрясся, словно в падучей, и Лучано на миг показалось, что сейчас его хватит удар.