Гранатовый дом - стр. 32

– Так, дальше, – подбодрил его Емельянов.

– Ну что дальше? Мы поехали на Одесскую киностудию. Кашалот у охранника позвал эту подругу Алю. Вышла она. Я прямо обалдел – красотка! Никогда в жизни таких не видел. Думал, артистка. Но Кашалот сказал, что она в костюмерном цехе работает и шмотками фарцует. И очень дружит с этой Евгенией. Так что адрес ее должна знать.

– Киностудия… – поморщился Емельянов, погружаясь в воспоминания.

– Одесская киностудия, Аля зовут… – услужливо подсказал Крапива.

Камера была без потолка. Конечно, это не могло быть правдой. Сергей прекрасно понимал, что это иллюзия, но это его устраивало, ему было комфортно. И он продолжал думать, что у камеры нет потолка.

Собственно, и место это не было камерой. В этот раз всё отличалось, было другим, и если бы ему кто-то сказал, что такое может произойти после ареста, он не поверил бы.

С того самого момента, как Аджанова арестовали в комнате общежития киностудии на Пролетарском бульваре – это были сотрудники госбезопасности, поскольку дело его было важным, и сам он был серьезной персоной, – измерение и отсчет времени пошло в совершенно противоположнуюсторону.

И эта странная легкость – если считать и то, что ударили его всего лишь один раз, – тоже была тревожной. Она внушала Сергею чувство опасности. Его внутренний голос бушевал вовсю. Исходя из прошлого опыта, он понимал: все может быть в этот раз значительно хуже.

Его затолкали в машину и отвезли не в тюрьму, а в управление КГБ на Бебеля. Аджанову уже доводилось бывать в этом месте, и он знал, что расслабляться нельзя. После допроса его обязательно перевезут в СИЗО или прямиком в тюрьму, да еще и в камеру погнусней. Там будет полно уголовников, и издеваться над ним они будут всю ночь – потому что за каждое издевательство получат поблажку в режиме от властей…

Сергей был готов ко всему, но этот арест стал разрывом шаблона. Его отвели в здание КГБ, долго водили по каким-то коридорам, заставляли подниматься и спускаться по лестницам. Руки при этом у него были свободны, что тоже казалось ему удивительным. А конвоиры вели себя весьма лояльно, и никто его и пальцем не тронул.

Наконец, после всех этих бесконечных странствий, его завели в какую-то комнату и заперли там. Был день, в комнате он увидел забранное густой решеткой окно и обрадовался, что получил редкую возможность все досконально рассмотреть…

Это было тесное помещение с единственным окном не больше чем два на два метра. Стены, потолок были абсолютно белыми. На полу – такой же белый линолеум.

Никакой мебели не было. Вообще никакой – ни табуретки, ни стула, не говоря уже о кровати. Просто узкая клетушка с такой странной аскетичной пустотой, которая вызывала из памяти ассоциацию с больничной палатой, хотя в палатах все же были койки.

В окно потоками тек естественный, белый, дневной свет.

Первое, что Сергей сделал, – подошел к окну, вцепился в решетку, которая была с двух сторон – и с внутренней, и с наружной, – и попытался выглянуть в окружающий мир. Но окружающего мира не было.

Окно выходило на серую стену – без окон, без просветов, – в глубину бетонно-бронированного колодца. И от этой серой пелены становилось жутко на душе.

Вдоволь находившись по узкому пространству, Аджанов сел на пол и поднял глаза вверх. И вот тут его ждало большое, можно сказать – безграничное удивление.