Гранатовое зернышко - стр. 5
Понятно это было по звуку удаляющихся шагов. Опять он поступил как всегда – с одной стороны, сказал правду, а с другой, не смог удержаться от того, чтобы ее не оскорбить. Ей не хватает ума и образования…
Возможно. Вот только чуйка у нее отменная. Но о том, что этот ее «стриптизер», как его обозвал Дамир, а на самом деле мальчик-акробат, создающий собственные незабываемые шоу, принес им ту самую прибыль, он почему-то промолчал.
Зал в ту ночь был полон. И во время выступления, стоимость билетов на которое была приличной, и после, когда на сцену вновь выпорхнули бабочки, а из колонок стали доноситься танцевальные треки.
Это он деликатно упустил, а вот в очередной раз ткнуть девушку носом в то, что она явно проигрывает ему в образованности – не погнушался. Скотина.
Ничего более умного, чем шепнуть, что устраиваемые ею подставы – не детские, Амина сделать не смогла.
Война грозила продолжиться…
***
Дамир хлопнул дверью уже в собственный кабинет, выдыхая.
Он чувствовал к заразе приблизительно то же, что, несомненно, она чувствовала к нему.
За что Имагин поступил с ним настолько жестоко – для Бабаева было тайной. Девушек у друга он не уводил, на жену косо не смотрел, еду ее хвалил, ковер грязной обувью не пачкал, даже дверью Имагинского джипа не хлопал так, как только что хлопнул своей… хотя формально и все того же Имагина.
Проблему Дамир видел. Решить ее пытался, первым наперво, самостоятельно. Пробовал медитировать. Пробовал мысленно расправиться с объектом своего кровожадного неравнодушия. Думал, это поможет.
Не помогло.
Объект бесил немыслимо. Бесил вроде бы на ровном месте, одним своим присутствием. Но вот в чем проблема – веди себя при этом объект добросовестно и кристально честно, не устраивай объект козни, Миру бы совсем скоро стало совестно за свои придирки-подколки, и конфронтация прекратилась бы. Но объект ему достался просто нереально упрямый, непонятливый, или просто стерва. Стерва, получающая удовольствие от всего происходящего.
Самым простым было бы тут же выжить стерву из Бабочки. И нельзя сказать, что Мир об этом не думал. Он не просто думал, он пошел дальше. Повысил зарплату всем… кроме нее. Дал вместо кабинета каморку. Ни разу не выразил удовлетворение результатами ее труда. А труд этот часто нарочно обесценивал, чем подливал в и без того активно пылающий огонь «мира-дружбы-жвачки» бензина высшего класса.
И если иногда вечером, подводя итоги дня, недели или месяца, Дамир принимал решение извиниться, протянуть руку для пожатия, сбавить обороты, то стоило вновь увидеть Амину своими глазами, как планка падала.
Будь ему лет четырнадцать-пятнадцать, подумал бы, что влюбился, но в тридцать с хвостиком для подобного поведения нужны уже другие основания, иначе как-то несолидно…
Нет, отрицать то, что Амина оказалась крайне эффектной девушкой, он не стал бы.
Красива, стерва. Длиннонога, кареглаза, черноволоса, остро режет языком и взглядом. Гордячка, умная женщина, что бы он сам ей ни говорил, красавица. Она могла стать в его глазах идеалом, пределом мечтаний, целью, лучшей спутницей, но стала почему-то занозой.
И с этим надо было как-то жить, что-то делать.
Желательно, жить и делать не так, как это происходило с ними на протяжении последних трех месяцев.
Ровно столько прошло с момента, когда Глеб Имагин поручил им вытащить Баттерфляй из трясины, а сам смылся вытаскивать из трясины что-то другое.