Графиня с изъяном. Тайна живой стали - стр. 14
Стиснув зубы, я принялась за работу. Здоровой рукой крепко сжимала черенок, а искривлённой пыталась оттянуть листья сор‑травы, чтобы добраться до корня. Пальцы левой слушались плохо, быстро немели, и приходилось делать частые передышки, чтобы размять сведённые судорогой суставы.
Пот стекал по спине, пропитывая рабочую рубаху. Рядом со мной трудилась худенькая светловолосая девчушка по имени Мэри. Она поднимала и опускала руки с такой лёгкостью, будто родилась с садовой лопаткой в ладони. Мэри управлялась с сорняками втрое быстрее меня.
– Наклони под углом, вот так, и режь по кругу, – вдруг посоветовала девочка, очевидно сжалившись надо мной. – Тогда разом вытащишь растение целиком.
Я последовала её совету, но моя левая рука была слишком слаба: лезвие скользнуло по ладони, оставив неглубокий, но болезненный порез. Я досадливо поморщилась.
– Леди Гвендолин, – раздался над головой холодный голос сестры Доротеи, – вы слишком медлительны. Остальные уже закончили по два ряда, а вы всё ещё возитесь с первым.
– Простите, сестра, – прошептала я, опустив глаза. – Я стараюсь.
– Старания недостаточно, – отрезала монахиня. – В саду нужна сноровка и сила. Мы обязаны выполнять план. Если вы не можете справиться с сор‑травой, возможно, следует подыскать вам другое занятие, где нет нормы по выработке…
Это звучало как угроза. Другим занятием могла быть либо уборка отхожих мест, либо работа на кухне, где приходилось таскать тяжёлые котлы и вёдра – задача непосильная для моих искривлённых конечностей.
– Я справлюсь, сестра, – уверила я, возвращаясь к работе с удвоенным усердием.
К полудню спина нестерпимо ныла, пальцы кровоточили от множества мелких порезов, а нога затекла так, что я с трудом могла опираться на неё. Наконец, сестра Доротея объявила короткий отдых. Остальные девушки направились к каменной скамье в тени яблонь, а я, зная, что моё присутствие нежеланно, отковыляла подальше, туда, где садовая дорожка упиралась в каменную стену.
Здесь, в дальнем уголке сада, стояла старая башня, одинокая и заброшенная. Её серый камень был покрыт мхом и лишайником, редкие бойницы зияли чернотой пустых глазниц. Я присела на землю, прислонившись спиной к шершавой стене, и, вытянув ноющую ногу, тихо застонала от облегчения.
И в тот же миг странное тепло разлилось по груди. Оно было таким неожиданным, что я вздрогнула и прижала руку к горловине рубашки, где под грубой тканью скрывался мамин кулон. Жар исходил именно от него: кристалл, обычно прохладный, сейчас пульсировал, словно сердце.
Оглядевшись и убедившись, что я тут одна, вынула кулон и изумлённо на него уставилась: кристалл изменил цвет, засветившись ярко‑золотым изнутри. Я никогда не видела ничего подобного.
Словно в трансе, поднялась на ноги. А встав, ощутила, как тепло усилилось.
Хм‑м. Интересно.
Нахмурившись, отошла от башни. Свечение и жар уменьшились. Ведомая внезапным порывом, двинулась вокруг строения, держась за стену рукой, пока не дошла до узкой деревянной двери, почти скрытой под завесой дикого винограда.
К моему удивлению створка подалась сразу, натужно скрипнув давно несмазанными петлями. За ней открылась винтовая лестница, уходящая вверх в темноту. В любой другой день я не рискнула бы подниматься по таким крутым ступеням: моя хромота превращала все лестницы в испытание на прочность, но сейчас, с пульсирующим на груди кристаллом, я двигалась с непривычной лёгкостью, всё так же припадая на искалеченную конечность, но не испытывая мучений. И это шокировало больше всего!