Графиня де Монферан - стр. 10
– Мы не какие-нибудь крестьянки, Николь! Баронессы не могут себя унизить работой!
– Клементина, но ведь мы все равно немного работаем дома… – растерянно сказала Николь. – Твоя мама по утрам варит кашу, я помогаю Еве стирать, иногда кто-то из нас моет посуду.
– Вот ты смешная! Кто же увидит, что мама стоит на кухне? А чужим ни Абель, ни Ева никогда об этом не расскажут!
Николь оторопело помолчала, не зная, что ещё сказать, а сестрёнка важно пояснила:
– Главное ведь, что никто не знает, что мы, баронессы, работаем.
При замке существовал небольшой огород, который обрабатывали Абель и Ева. Пустой земли рядом казалось достаточно, чтобы вырастить ещё столько же овощей, сколько снимали с возделанной. Но Абель и Ева были немолоды и просто не справились бы с таким наделом. Именно поэтому баронессе приходилось стоять у плиты, варя пустую кашу для всей семьи: слуги с утра до вечера возились на земле. Зимой, когда огорода не было, разумеется, баронесса не утруждала себя работой.
Замок был пуст и зарастал паутиной, только в трапезной раз в месяц обметали потолки и собирали пыль по углам. Когда-то в этой каменной махине могли спокойно разместиться около сотни человек. За вечерним пустым чаем – его пили, чтобы перебить чувство голода, так как крупу надо было экономить – баронесса рассказывала, как в детстве гостила здесь один раз.
– … только горничных и поварих было чуть не десяток! И кузница, и швейная мастерская, и ткацкая, и даже шорник в замке был! Конечно, когда я выходила замуж за твоего папу, бедная моя сиротка, – она погладила по светлым волосам притихшую Клементину, – от былого великолепия мало что осталось. Но все же тогда было ещё две деревни. К сожалению, в неурожайные годы их пришлось продать… – со слезами в голосе закончила она.
5. Глава 4
Первая же попытка поговорить с мачехой серьёзно закончилась для Николь весьма печально: баронесса расплакалась и успокоить женщину стоило больших трудов. А ведь Николь всего лишь предложила мачехе попробовать зарабатывать каким-нибудь женским рукоделием.
В прошлой жизни она не была слишком уж искусной мастерицей, но, как и многие, была научена мамой и бабушками самым простым вещам. Могла связать носки или симпатичные рукавички, сострочить на машинке какое-нибудь не слишком сложное изделие типа фартука или ночнушки, умела немного вышивать и разумеется, вполне прилично готовить. Однако услышав от Николь предложение купить ниток, навязать кучу рукавиц и по осени продать все это баронесса пришла в ужас.
-- Как можно, дорогая моя! Твой покойный папенька не простит мне такого, когда мы встретимся у Престола Предвечного.
-- Госпожа Милена, но ведь никто не узнает, что это сделали мы. Пусть думают, что это связала Ева…
-- Ева не обучена такому искусству, Николь. Пойдут разговоры… Нет-нет, дорогая, это решительно невозможно!
Николь, раздражённая нищетой и полуголодным существованием ответила, возможно, излишне резко:
-- Зато у нас появится какое-то количество дополнительной еды! Госпожа Милена, Клементина растёт и девочке нужно хорошо питаться. А зима? Что мы будем делать зимой?!
Милена де Божель разрыдалась и у Николь сжалось сердце – так жалко было беспомощную баронессу. Настаивать она больше не стала, но некоторая капля раздражения в душе все же сохранилась. Ей самой казалось, что ради здоровья и счастья собственной дочери можно наплевать на любые условности. Но Милена плакала тихо и беспомощно, жалобно всхлипывая и Николь уступила. Тем более, что прорыдавшись, госпожа де Божель сообщила весьма важную информацию, касающуюся её падчерицы непосредственно: