Размер шрифта

Граф Сардинский: Дмитрий Хвостов и русская культура - стр. 29

Успех твой первый возвещая,

Питомец Талии Хвостов,

Меж тем как ты далек от края

Прекрасных невских берегов,

Среди семьи, в Москве пространной,

Готовишь, может быть, другой, –

Жалею, что в сей день желанный

Не зрел ты труд увенчан свой.

С какой бы радостью безмерной

Ты слышал плески знатоков,

Когда твой вышел Легковерный,

Поверить каждому готов,

Не зная, чем решить сомненья,

Как с древа легкая кора,

Ниспадша в бурные волненья, –

Зефира резвого игра [Муравьев: 183].

Далее в послании к Хвостову Муравьев провозглашает наступление века русской комедии и намечает основные пути развития этого жанра – тема, несомненно, обсуждавшаяся в их литературном кружке в 1778 году. Приведем эти чудесные стихи, отражающие энтузиазм молодых сочинителей, вышедших на литературную сцену после смерти Сумарокова:

Комедии пространно поле,

Где новых тысячи цветов

Ты можешь собирать на воле

С своею Музою, Хвостов.

У нас теперь один Фонвизин,

Который солью острых слов

И меткой силой укоризен

Срывает маску с шалунов.

Княжнин кичливой Мельпомене

Дарует бдения свои.

Известен той и этой сцене,

Любимец целыя семьи

И муз, и граций, и амуров,

Он любит более Дидон,

Енеев, нежель балагуров,

И Сганарелей, и Мартон.

А я любил бы чрезвычайно,

Когда бы дар позволил мой,

Входить в сердца, хранящи тайны,

Быть зрителем минуты той,

Как склонность первая зачнется

Во всей невинности детей

И сердце юное проснется

<Под колереттою> своей.

‹…› Прелестных этих ситуаций

У вас бы занял мастерство,

Творец «Оракула» и «Граций»

И ты, друг женщин, Мариво… [там же: 183–184]

В финале стихотворения Муравьев воспевает звезду русского театра Ивана Дмитревского и предсказывает появление в скором времени целой плеяды артистов, ни в чем не уступающих европейским:

Вы только бдений не жалейте,

Вы, слышащи таланта глас,

Пристрастьем общим овладейте –

Родятся Росции у нас [там же: 184].

Заметим изящную игру слов, удачно выражающую неоклассический культурный патриотизм XVIII века: Росции (от имени легендарного римского актера – символа изящных искусств) родятся в России!

Муравьев, знавший Хвостова еще по годам учебы в академии (гимназии) при московском университете (1768–1769), был одним из первых слушателей, критиков и пропагандистов этой комедии. 14 июля 1778 года он писал своему отцу, что имел «удовольствие слышать чтение “Легковерного”, прекрасной комедии Дмитрия Ивановича Xвостова» [Космолинская: 113]. По воспоминаниям графа, именно Муравьев «имел поручение от автора нашего, с помощию известного актера Дмитревского, раздать роли и споспешествовать комедии его Легковерный, которая была представлена на придворном театре при Екатерине II, удостоилась внимания сей государыни и похвалы публики» [Сухомлинов: 526]. В ответ на приведенные выше стихи Хвостов написал следующий мадригал:

Я Легковерного узнав теперь успех,

К различным чувствиям стремительно влекуся;

Родил он, говорят, в Минерве росской смех:

Я радуюсь сему, но более дивлюся.

Стремясь приятеля за весть благодарить,

Боюся, Муравьев, я легковерным быть

[Cухомлинов: 526–527].

В примечаниях к этому стихотворению, включенному в пятый том собрания сочинений [V, 341], Хвостов рассказал о том, что похитил рукопись этой комедии из библиотеки Придворного театра «под видом преложения в стихи» и она «доселе» (1830) хранится у него. Хвостов также отметил, что первым вывел в русской комедии тип легковерного и что одна из сцен его оставшейся ненапечатанной комедии – та, в которой г-н Сплетнев уверяет г-на Добромыслова в том, что тот убит, «хотя сей последний сам ему противоречит», – послужила основой «забавной сцены» из комедии Якова Княжнина «Хвастун», в которой «Верхолет уверяет в лице Советника, что он его знает, и описывает Честона в лице совсем иным образом» [V, 401–402].

Страница 29

На следующую страницу