Гойя, или Тяжкий путь познания - стр. 12
Расхаживая по мастерской, аббат делился городскими новостями, пересказывал сплетни, весело, иронично, иногда едко, но всегда увлекательно. Он был хорошо осведомлен обо всем на свете, среди его знакомых и друзей были как инквизиторы, так и вольнодумцы.
Франсиско слушал его вполуха. Пока не услышал следующие слова:
– Сегодня, когда я был на утреннем приеме у доньи Каэтаны…
Он вздрогнул и насторожился. Но что это? Он видел, как аббат шевелит губами, но не слышал ни звука. Его охватил ужас. Неужели болезнь, от которой он, как ему казалось, навсегда избавился, вернулась снова? Неужели он оглох? В отчаянии устремил он взор на древнюю статую Богоматери Аточской. «Пресвятая Дева Мария и все святые, молите Бога обо мне!» – мысленно произнес он и повторил молитву несколько раз; это было все, что он мог сделать.
Когда слух вернулся к нему, аббат уже рассказывал о докторе Хоакине Перале, который, судя по всему, тоже присутствовал на приеме у Альбы. Пераль недавно вернулся из-за границы и уже успел обрести славу целителя-чудотворца. По слухам, он поднял со смертного одра графа Эспаха. А кроме того, рассказывал аббат, доктор преуспел во всех искусствах и науках, показал себя остроумнейшим собеседником, и теперь все наперебой приглашают его к себе. Однако он слишком избалован вниманием и знает себе цену. Но у доньи Альбы он – частый гость, и герцогиня очень дорожит знакомством с ним.
Франсиско старался сохранить невозмутимый вид и молил Бога, чтобы Агустин и аббат не заметили внезапного проявления его болезни, так как знал, что у обоих глаза как у коршуна.
– Мне ни один из этих брадобреев и кровопускателей не помог! – произнес он сердито.
Прошло совсем немного времени, с тех пор как лекарям было позволено отделиться от цирюльников и основать свою гильдию. Аббат улыбнулся.
– Мне кажется, вы несправедливы к доктору Пералю, дон Франсиско, – возразил он. – Он в своем деле собаку съел. А кроме анатомии, прекрасно владеет еще и латынью, тут уж вы можете мне поверить.
Аббат умолк и, остановившись за спиной у Гойи, принялся рассматривать портрет, над котором тот работал. Агустин не сводил с него глаз. Аббат принадлежал к кругу друзей Бермудесов, и Агустин слышал от кого-то, что знаки внимания, которые он оказывал прекрасной Лусии, были чем-то бо́льшим, чем обычные любезности искушенного в светской жизни аббата.
И вот дон Диего стоял перед портретом доньи Лусии, и Агустин с нетерпением ждал, что тот скажет. Однако обычно столь словоохотливый аббат не стал делиться своим впечатлением. Вместо этого он вновь заговорил о великом лекаре Перале. Тот якобы привез из-за границы превосходные картины, но они еще не распакованы, и доктор подыскивает дом для размещения своей коллекции. А пока что он приобрел замечательную карету, даже красивее той, на которой ездит дон Франсиско. Позолоченный кузов в английском стиле, живописные украшения по эскизам Карнисеро, который, кстати, тоже присутствовал на сегодняшнем утреннем приеме у доньи Каэтаны.
– Как, и этот туда же? – не удержался Гойя.
Он изо всех сил старался не допустить еще одного приступа ярости или глухоты, и это ему удалось, хотя и с трудом. Он увидел глазами художника их всех – аббата, цирюльника и Карнисеро, этого пачкуна, этого шарлатана, плутовством добывшего себе титул придворного живописца, – представил себе, как эти канальи сидят в будуаре герцогини и смотрят, как ее одевают и причесывают. Он увидел их напыщенные жесты, увидел, как они болтают, упиваясь роскошным зрелищем, как эта женщина улыбается им, надменно и в то же время призывно.