Гойда - стр. 82

– Так потому и не смей, Басманов, погибать, покуда не будет на то воли моей! – ответил Иоанн, глядя прямо Фёдору в глаза.

Насмешка таилась в глазах обоих. Голос царя был твёрд. Фёдор сглотнул, видя, как государь изводит его своим тяжёлым взглядом. Быть может, во всём повинно питьё, да только Басманов чувствовал, будто начал понимать тайну этих глубоких глаз, которые казались чёрными во мраке, но мысль ту облечь в слова не было ни сил, ни желания – ответ тот был в лёгкой дрожи в груди, в мимолётном ощущении, что слова будто украли прямо с губ, и уже никакой нету возможности вернуть их.

– Ежели воля ваша не супротивится с волею Господа… – тихо начал Фёдор.

– Даже если указ мой и будет разиться с волею Божьей, не окончишь ты службы, покуда не дам на то добра, – оборвал его на полуслове царь.

В покоях вновь повисло молчание. Свеча дрогнула, хоть ветра и не было, точно невидимый дух посетил эту обитель. Неведомое чувство наполнило сам воздух, затаившийся в царских покоях, и опричник вместе со своим владыкой одновременно же и рассмеялись, беззлобно и легко.

Коридоры вторили гулким эхом шагу князя Василия Грязного. Его походка, лёгкая да чуть шаткая, знакома была всей царской дворне, да оттого и заприметить можно было его издалека. Как-то завелось уж, зачастую Васька был навеселе – то с пиру али застолья, то с похмелья, то просто случай выдался заложить за воротник. Оттого и теперь шёл князь, размахивая руками, точно пустыми рукавами.

Шатался он всюду, но не направленно шёл куда-либо. Взгляд его плавал из стороны в сторону, то и дело оглядывая пролёты каменных лестниц, устланных красными коврами с узорами, глядел он и на высокие расписные своды, которые переплетались ветвями лозы над головою. Наконец сие праздное блуждание и обрело цель – в дальней зале, ежели следовать по коридору, слышна была музыка да звонкий смех. Васька верно смекнул, что именно то он и искал. Открылась ему картина, ослепляющая расслабленный ум его.

Ещё до того, как князь переступил порог, звуки музыки да смеха заполнили весь слух его. Пёстрые пятна не давались взгляду и продолжали метаться причудливыми формами меж собою. Лишь с усилием Василий стал угадывать в этой цветной круговерти пляски сарафанов да развивающихся атласных лент, вплетённых в длинные девичьи косы, человеческие фигуры.

Вглядываясь меж этих пёстрых верениц юных прелестниц, углядел Васька и музыкантов, что не раз играли на застольях для братии опричниной да самого государя. Девицы пересмеивались меж собою, и лёгкий смех их подобен был звону серебряных колокольчиков, столь резв он да переливист. Васька Грязной так и стоял на пороге, не смея войти, да всё глядел и глядел на сей круговорот.

Девицы подхватывали юбки свои, чтобы отпрыгивать друг от друга да бегать, точно дети по зале. И всё никак не мог смекнуть, от кого же разбегаются девицы, покуда не заприметил в самом кругу Фёдора Басманова. Молодой опричник был разодет в шёлковую рубаху, исшитую серебром поверх тёмно-изумрудной ткани. Глаза его скрывала повязка-пояс из бордового бархата. Девицы подбегали, касались его плеча, вьющихся волос и тотчас же отбегали, отдёрнув руку точно от огня.

Фёдор же, видно, давал им приблизиться, да ровно настолько, чтобы игра продолжала звенеть юным веселием. Очередная прелестница была не столь резвой, нежели подруги, да всё же Басманов перехватил руку её. Девушка остановилась, перевела дыхание, убирая пряди, что растрепались в забаве, за уши.