Гойда - стр. 52
Басманов опёрся на уцелевший столб ворот и со скучающим видом глядел за тем, как опричники мечутся чёрными тенями, погружая на своих лошадей парчу и золото, ухваченное в доме. Один из слуг государевых столь был загромождён ношею драгоценной, что не мог углядеть и дороги перед собой. Оттого и наткнулся на препятствие и повалился в снег, раскидав награбленное. Преградою незримой был сам хозяин дома – на его висящее тело и наткнулся опричник, разразившись ругательствами.
– От же мразь! Будучи мёртвым, и то, гад, насолил! Тьфу! – ворчал опричник, вновь собирая награду свою, отряхивая ткани от снега.
Фёдор с Андреем усмехнулись, глядя, как тот поносит покойника.
– Кажется, впустую брешешь, Вань. Плевать ему, он висит себе, – с улыбкой добавил Фёдор.
Опричник было обернулся на Басманова, да и не ответил ничего – сплюнул на снег да и продолжил добро своё собирать.
– Ну полно тебе, – отмахнулся Андрей. – Что за красный петух?
Фёдор заулыбался пуще прежнего, обернув лицо к другу.
– Не видал ещё? – спросил Басманов, сложив руки перед собою да перебирая пальцами, точно предвидя то ещё зрелище.
Андрей лишь свёл брови и в недоумении глядел на друга. Фёдор меж тем вставил два пальца в рот да присвистнул на весь двор.
– Пошевеливайтесь! А то до зари не управимся! – громко объявил он.
Опричники чётко поняли, что значат слова эти, – забегали да по коням рассаживаться принялись. Меж тем те, кто был в доме, повыбегали разом, роняя на ходу барские погремушки. Басманов же забрал факел, направился к крыльцу и подпалил порог дома.
– Гойда! Гойда! – кричали опричники, вскинув над головой обнажённые свои сабли.
Пламя быстро охватывало резное дерево. Огонь мелкими языками-чертятами разбежался внутри дома. Когда крыша уже начала обрушиваться, опричники сели по коням и помчались к заутренней службе.
«Пора пробудиться…» – думал Иоанн, глядя этим утром вдаль, откуда поднималась сизая лента дыма. Взгляд его, хоть и утомлённый, но пронзительный, устремлён был на тот дым.
Когда Иван Кашин вышел из церкви, нахмурился. Завидел сразу, что лошадь его обступили опричники.
– Со светлым праздником вас, – произнёс Иван, подойдя к фигурам в чёрном облачении, не признавая среди опричников ни одного знакомого лица.
– И вас, княже, – улыбнулся один из слуг государевых.
То был мужчина росту чуть ниже самого Кашина. Борода его тёмно-русая росла неровно, клочьями, выдранными с обеих щёк. На лбу да на брови виднелись следы будто от когтей. На правом ухе порванная мочка безобразно топырилась огрызком.
– Куда, княже, торопишься? – спросил опричник, преграждая дорогу к лошади.
Иван тяжело вздохнул и скрестил руки на груди. Холодным взглядом оглядел он опричников. Если и мелькала мысль потянуться к оружию, тотчас же пропала.
– Излагайте уж! Чего томите? Как звать-то вас? – спросил князь, прищурив взгляд.
– Звать меня Иван Булатов. Да будто ты торопишься куда? – усмехнулся опричник, кивнув куда-то за плечо князя.
Иван обернулся. Из собора выходил ряд фигур, облачённых в чёрное. То опричники покидали службу. Во главе процессии шёл государь. Лишь по росту его превеликому, что возвышал его даже средь воевод, да по профилю узнал он царя. Ничем боле Иоанн не отличался от опричнины своей. Сопровождали его четверо человек. Со многих шагов видел князь, как государь держит совет всё с теми же лицами, что были на пиру, – Басманов да юноша, а вместе с ними князь Афанасий Вяземский да Дмитрий Хворостинин.