Гойда - стр. 103

– Что вижу я? – спросил узник, довольно улыбаясь. Рот его был залит кровью.

– Ох, что вижу… – вновь колдуна разобрал смех, как и накануне, когда привлёк он внимание двух ребятишек.

Этот едва ли человеческий звук разлетелся по узким коридорам подземелий. Будто бы споря сам с собою, смех наполнил всю тюрьму. Фёдор свёл брови и сам не отдавал себе отчёта в том, что не мог отвести глаз от чудака, который принялся дрожать.

– Что же? – спросил молодой опричник, когда раскат полоумного смеха начал стихать.

Мужик медленно переводил дыхание, а в его глазах встали слёзы.

– Так я ж сказал всё тебе! – точно удивляясь нерадивости собеседника, выпалил колдун.

Фёдор чуть повёл головой, точно переспросил колдуна.

– Так то-то и говорю, – произнёс мужик, и голос его в мгновение утратил всякое озорство. – Глаза у тебя ясные, светлые. Отчего ты не веришь им?

– О чём ты? – Басманов подался вперёд и схватился рукой за решётку.

– Так будто бы сам не ведаешь? – спросил колдун, указав взглядом на перстни, дарённые самим царём Фёдору.

Едва Басманов заметил взгляд тот, тотчас же отдёрнул руку, будто бы решётка раскалилась во мгновение ока.

– Всё ты знаешь, – повторил колдун. – Всё то правда, что гонишь ты от себя. И не нужен тебе ни колдун, ни Бог, ни дьявол, чтобы увидеть да уразуметь то.

Фёдор нервно усмехнулся, схватился за саблю да вдарил по решётке со всей дури, подняв шуму.

– Заткнись, – бросил Басманов. – Ибо прав ты – не нужны мне советы колдуна.

Мужик издал смешанный звук. То боле всего походило на короткий смешок.

– И я-то, может, и рад был бы выпустить тебя, – продолжил Фёдор, разглядывая саблю. – Да только клятву я давал и преступить волю царскую – так не сносить мне головы.

– Так кто же против тебя супротив воли-то царской идти просит? – лукаво произнёс колдун, глядя на оружие в руках опричника.

Фёдор свёл брови, оборачиваясь на узника.

– Его воля – казнить тебя на заре, – произнёс Басманов.

– Ежели не убьют меня раньше, – добавил колдун.

Фёдор удивлённо усмехнулся.

– Ну и чудак же… – бросил он себе под нос, поднимаясь с места своего. – Так вот о какой свободе просишь?..

Оставались последние минуты до зари.

– Эй, эй! Федька, чёрт бы тебя побрал! – услышал Басманов, чувствуя, как чья-то грубая хватка треплет его за плечо.

Пред Басмановым возникла неряшливая фигура Васьки Грязного.

– Так как же так-то! – Грязной всплеснул руками, а затем указал на камеру.

Фёдор потянулся и поднялся на ноги.

– Так ведь как же нынче мы мертвеца казнить-то будем?! – причитал Грязной.

– И правда… – ответил Басманов, даже не силясь придать голосу своему али лицу и тени удивления.

Тихое пение, вернее, бормотание стелилось, будто тяжёлый туман, по мрачной зале. Грузные тела воевод мирно покоились, кто на скамьях, а кто и рухнул на каменный пол. Изредка доносились отголоски какой-то песни, да были столь пьяны мужи, что не в силах были и слова внятного молвить. Боле всех хранил рассудок Иоанн. С тоскою глядел он на соратников своих, на наречённую им братию.

– Не оставьте меня, – едва слышно произнёс владыка, его губы едва шевелились.

За окном давно стемнело. Ночь, укрывшая Слободу, прибирала свой покров, чтобы незаметно скрыться в преддверии ранних сумерек. Усталый взгляд царя вновь прошёлся по зале. Вся братия была сражена крепким вином и особым кушаньем.